Он опрокинул миску с покрошенными галетами в котел с кипящим рагу.
- Э-эх, старое доброе матросское рагу, - бормотал он, помешивая в котле. Потом перестал мешать и оглянулся через плечо: - Знаешь, что сегодня изволили кюшать Старый Бакра? - спросил он. - Знаешь, что мне пришлось готовить для Старого Бакры?
Адам покачал головой.
- Цыпленка, - сказал Моис. - Честное слово, это был первый цыпленок на Рапидане28 с 1862 года. Настоящий живой цыпленок. Я его поцеловал. Я похлопал его по маленькой кудрявой головке. А потом свернул ему шею. Я ощипал его. Я его разделал. Может, думаю, он нам хоть потрошков выделит на суп. Не-а. Думаю, может, он хоть скажет чего. Не-а, ничего не сказал, просто сел за стол и сожрал этого чертового цыпленка целиком. И подливку вымакал сухариками. Заставил насушить ему сухариков.
Он помолчал.
- Но я их немного пришмалил, - сказал он. - Не совсем до угольков, но прилично.
Адам смотрел на масляную лампу.
- Вам, еврейчикам, вроде как не положено свинину-то есть, так ведь? спросил Моис.
Адам кивнул.
- Чего же ты не скажешь ему, чтобы не давал нам больше соленой свинины?
Огонек масляной лампы еле горел.
- Вот если бы я был евреем, то я бы наверняка...
- Да мне все равно, что есть, - сказал Адам, не слушая и не сводя глаз с лампы.
- Ну, а мне не все равно что есть, и если бы я...
- Лампа скоро прогорит, - сказал Адам, почти не прислушиваясь к голосу сидящего на корточках человека.
- Ты знаешь, где банка с маслом, - сказал Моис. - И ты не инвалид.
Адам посмотрел на него. Негр сидел отвернувшись и помешивал рагу в котле.
- Я вовсе не имел в виду, Толбат, что ты должен сходить за маслом, тихо сказал Адам. - Я не собирался отрывать тебя от дела. Просто к слову пришлось. Просто в тот момент я смотрел на лампу.
Адам покопался за печкой и нашел жестянку с маслом, оставшимся после готовки. Он снял с проволоки лампу - простую банку из-под сардин. Масло в ней почти кончилось. Он наполнил банку, потом нашел кусок тряпки для нового фитиля. Взял бумажный жгут из связки с полки над печкой и зажег лампу.
Моис поднял на него глаза.
- Я не хотел сказать, что ты инвалид.
- Я понимаю, - сказал Адам.
- Просто говорят так, - сказал Моис. И принялся снова помешивать в котелке. Чуть погодя, не поднимая головы, он сказал: - Эта лампа, не очень-то она удобная. Старый Бакра должен был выделить нам свечи. Мне, например, свечи понадобятся для учебы.
- Для чего? - спросил Адам, погруженный в свои размышления.
- Ты точно как он, - сказал Моис.
- Как кто?
- Как Старый Бакра. Считаешь, что негру незачем учиться. Но я, я все равно собираюсь учиться. Кое-кто дает уроки... некоторые солдаты из роты "С". Они говорят, что негры должны приходить и учиться. Они дают уроки по вечерам. Я спросил Старика, можно ли мне ходить.
- И что он ответил?
- Сказал - нет. Сказал, что мое время принадлежит ему. А зачем тебе, говорит, учиться? Чтобы вылавливать вшей из башки, не обязательно знать, через какую букву пишется вошь. Тогда я сказал, что все равно буду ходить.
- А он что?
- Знаешь, как он смотрит? - спросил Моис. - То сидел за столом и в зубьях ковырялся. А то бросил ковыряться и одарил меня этим своим взглядом. Мол, я тебя предупредил. А сказать ничего не сказал. Я поставил посуду на полку и вышел.
Адам оглядел хижину. Посмотрел на стулья, ловко сколоченные из досок. На два топчана, сделанных из крепких бревен и гибких молодых ветвей, на которые сверху были положены матрасы из сшитых одеял, набитых соломой. На гладко обмазанную глиной печь. Он вспомнил, как тогда, в декабре, они строили хижину. Джедин Хоксворт сказал им:
- Я буду жить один. Негр мне построит. Он и тебе может отдельную хижину сколотить, - он помолчал, потом добавил: - Если ты, конечно, не такой оголтелый любитель ниггеров, чтобы спать с ним вместе.
Он, Адам, тогда немного постоял в раздумье, а потом спокойно сказал, что, наверное, может пожить и с Моисом.
Теперь он смотрел на Моиса, помешивающего рагу.
- Знаешь что, - сказал Моис, не отворачиваясь от котелка, - раньше было то же самое. До того, как я сбежал. Оттуда, - он махнул деревянной ложкой в сторону юга. - Тогда сажали в тюрьму, если ты учил негра.
Адам с любопытством оглядел предметы, составлявшие теперь их быт. Он увидел свой маленький ранец на полке, который так и не открывался с тех пор, как в доме Аарона Блауштайна туда были возвращены высушенные талес, филактерии и молитвенник.
Потом Адам сказал:
- Толбат.
- Дасэр.
- Толбат, - сказал Адам. - Я могу научить тебя читать. Я могу учить тебя каждый вечер.
Хижины Джеда и двоих его помощников удобно расположились примерно в пятидесяти ярдах29 друг от друга, к югу от первого полка и к западу от второго. Хижины оказались на краю поселения, под прикрытием зарослей кустарника и молодняка, поднявшегося после вырубки строевого леса, этот молодой лесок тянулся к югу до реки. Его удалось уберечь от солдат, совершавших сюда набеги в поисках дров, только благодаря тому, что хозяин этих угодий провозгласил себя унионистом30, подтверждая это заявление тем, что конфедераты сожгли его прекрасный дом, продвигаясь на север после Ченслорсвилля. Теперь он ютился в пристройке, где прежде жила черная прислуга, кормился с продовольственного склада федералистов и пил спирт из личных запасов бригадного генерала.
К северу от их лачуг располагался полк, к которому Джед Хоксворт первоначально был приписан маркитантом и в котором теперь весьма успешно вел торговлю. Но когда армия стала на зимовку на берегу Рапидана, Джеду Хоксворту крепко повезло. Во время отступления Мида осенью потерялась повозка маркитанта второго полка их отряда, а сам маркитант, видимо, попав в полосу неудач, умер от пневмонии. Джед понял, что ему выпал шанс. Он уже успел завести знакомство с унионистом-погорельцем и польстил ему, похвалив его вкус в области виски. Он увидел его дочь - девицу грустную и вялую, но с красивыми глазами и бюстом. Он знал, что дурная слава генерала Бартона как большого ценителя женских прелестей далеко не беспочвенна и что за зиму генерал вряд ли нашел время себя в этом смысле обеспечить. Он придумал способ, как подсунуть ему девчонку.