В какой-то момент я спросил Саддама, есть ли у него что-нибудь, что он хотел бы нам сказать. Он сказал, что хочет, и разразился диатрибой о грубом обращении с ним со стороны захватившего его спецназа. "Разве можно так обращаться с президентом страны? Если бы ваш президент Буш оказался в такой же ситуации и попал в руки иракцев, с ним бы обращались так же? Я могу сказать, что нет".
Я смотрел на Саддама с полным недоумением. Вот человек, который не задумываясь убивал свой собственный народ, а теперь жалуется на пару порезов и царапин. Я сказал ему, что его жалоба будет принята к сведению. Это правда, что он подвергся издевательствам со стороны бойцов спецназа. Я помню, что слышал, как кто-то ударил его кулаком и сказал: "Это за 11 сентября!".
Он стал указывать на различные порезы и синяки и поднял свой дишдаша, чтобы показать повреждения на левой ноге. Я увидел старый шрам и невинно спросил, не та ли это знаменитая пулевая рана, полученная при попытке убить Касима. Он с ворчанием согласился. Это было последнее доказательство. Мы нашли нужного человека. Мы действительно захватили Саддама Хусейна.
Затем кто-то задал ему вопрос об ОМУ. Саддам посмотрел на вопрошающего и отрывисто ответил: "Вы нашли меня. Почему бы вам не найти это оружие массового поражения?" Затем Саддам начал говорить о бесплодных поисках президентом Бушем иракского ОМУ. Саддам сказал, что американцы были кучкой невежественных хулиганов, которые не понимали Ирака и намеревались его уничтожить, полагая, что там есть оружие, хотя на самом деле его не было. Затем Саддам сделал овечье выражение лица, очевидно, обеспокоенный тем, что грубо обошелся со своими "гостями". "Я не говорю о вас, ребята. С вами, кажется, все в порядке. Я говорил о вашем правительстве!"
Наконец кто-то из нашей группы спросил меня, есть ли у меня еще вопросы. Это был мой шанс задать вопрос, о котором я думал с тех пор, как увидел статую Саддама, снесенную американскими войсками на площади Фирдос в апреле прошлого года. "Саддам, я знаю, что вы потратили свою жизнь на то, чтобы занять достойное место в истории Ирака, и что вы изо всех сил старались увековечить свое правление памятниками в честь своего правления. Что вы чувствуете сейчас, когда все эти статуи снесены?"
Саддам слегка рассмеялся. Он поднял вверх указательный палец и сказал: "Я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я никогда не просил никого ставить мне статую. Часто члены Совета революционного командования говорили мне: "Саддам, мы хотим повесить где-нибудь твою фотографию или поставить твою статую". Я отвечал им отказом. Но командование отменяло мои решения. А кто я такой, чтобы отменять приказ?" И снова у меня отпала челюсть, потому что я знал, что он не подчиняется подчиненным. Когда мы готовились к отъезду, я сказал ему: "Саддам, вы упомянули, что я могу многому научиться у вас в политике. Надеюсь, у нас будет время поговорить о политике". Саддам хмыкнул в знак согласия, и мы вышли из комнаты.
Мы вернулись на станцию ЦРУ, когда солнце уже вставало. Возвращаясь в свой трейлер, я начал встречать людей, которые только просыпались и хотели узнать, что произошло. Один за другим они поздравляли меня, как будто я сам вытащил Саддама из ямы. Это было очень приятно, но я не спал уже тридцать часов и хотел только одного - выспаться.
Теперь, когда Саддам был в безопасности, в руках американских военных, я начал успокаиваться, думая, что это будут спокойные четыре недели до моего запланированного возвращения в Штаты. Как же я ошибался. Через несколько дней Рамсфелд заявил по CNN, что ЦРУ первым начнет допрашивать Саддама. Моя работа в Багдаде только начиналась.