За несколько месяцев до вторжения мои друзья возвращались с заседаний Совета национальной безопасности и рассказывали о фантастической логике Белого дома Буша. Команда Буша не хотела иметь ничего общего с теми, кто был связан с Саддамом или партией Баас. Это было очень страшно. Они собирались отдать приказ о вторжении в страну, не имея ни малейшего представления о людях, на которых им предстояло напасть. Даже после поимки Саддама Белый дом искал только ту информацию, которая подтверждала его решение о начале войны. (В преддверии вторжения я задавался вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем администрация обратит свой взор на Иран - страну, которую я в то время изучал. На самом деле чиновники администрации рассматривали возможность действий против Ирана, но Ирак оказался настолько непримиримым, что они так и не смогли предпринять никаких действий в Иране. Как бы я ни ненавидел руководство Тегерана, это было благословением, что команда Буша не попыталась сменить там режим).
В своих мемуарах "Известное и неизвестное" Дональд Рамсфелд также косвенно обвинил Саддама в том, что тот не избежал войны. Он писал, что администрация надеялась, что "агрессивные дипломатические усилия, подкрепленные угрозой применения военной силы, могли бы убедить Саддама и тех, кто его окружает, обратиться к изгнанию. . . Если бы вокруг Саддама было достаточно разумных людей, их можно было бы убедить в том, что Джордж Буш не блефует и привержен разоружению Саддама Хусейна".
Рамсфелд предполагал, что лакеи Саддама смогут убедить его покинуть страну, чтобы предотвратить войну, по сути, капитуляцию. Это была еще одна глубокая ошибка в понимании иракского лидера. Саддам безмерно гордился своими корнями, лишь дважды выезжал за границу и почти наверняка никогда бы не покинул Ирак - ни по какой причине. Ирак был для него не просто страной, а всей его сущностью. Эта мысль часто доносилась до вашингтонских политиков. Слушали ли они? Прислушивался ли Рамсфелд? Я могу заключить, что американские политики были в плену у того, что, как им казалось, они знали до начала войны, к черту противодействующие разведданные.
Рекламируя свою книгу, президент Буш выступил на шоу Опры и неправдоподобно заявил, что не хотел вступать в войну. В том же духе Рамсфелд написал, что Буш не собирался "исправлять" Ирак после прихода к власти. Рамсфелд упрекал администрацию Клинтона за бездумное умиротворение Саддама, но также сказал, что Ирак не поднимался во время его встречи с Бушем в Остине перед инаугурацией. Однако на брифингах ЦРУ, которые Буш проводил во время переходного периода, было ясно, что Ирак был очень важен для него.
По словам Рамсфелда, он написал записку на имя президента, в которой предлагал три возможных варианта действий в отношении Саддама: (1) признать, что санкции не работают, (2) проводить более жесткую политику совместно с арабскими соседями Саддама или (3) попытаться установить контакт с Саддамом, чтобы начать новую главу в американо-иракских отношениях. Я не в состоянии судить о высших чувствах Рамсфелда. Но я могу сказать следующее: Судя по всему, что мне удалось узнать от близких к нему людей, Рамсфелд не был рефлексирующим ястребом, каким его выставляют. Он не был тем человеком, который говорил, что мы должны свергнуть Саддама и начать войну с Ираком. Однако его плохие отношения с военными и неадекватный план войны внесли огромный вклад в провал в Ираке. После вторжения Рамсфелд опроверг свой предыдущий меморандум, заявив, что Саддам приветствовал 11 сентября и имел связи с террористами. Он ошибался по обоим пунктам.
Рамсфелд также писал, что Белый дом считает, что Саддам платит своим агентам 60 миллионов долларов за убийство своих собственных дочерей, а также девочек Буша. Это было нелепо, поскольку Саддам скрывался и едва ли мог добиться хорошего приема по радио, о чем Рамсфелд, несомненно, знал. Что еще хуже, Рамсфелд процитировал Джорджа Тенета: "Вы уничтожили сыновей Саддама. Они вполне могут охотиться за вашими дочерьми". Тенет, очевидно, чтобы угодить своим хозяевам, полностью исказил то, что сообщили ему агенты на местах. Автор Рон Зюскинд назвал это "однопроцентным решением", основываясь на замечании, которое он приписывает Чейни. Согласно этому предложению, даже если вероятность того, что разведданные окажутся верными, составляет всего 1 процент, администрация должна рассматривать их как полностью проверенные и правдивые.