Они спустились по лестнице, миновали по диагонали зал с восстановленным рыцарем в центре и углубились в коридор, ведущий к покоям Софьи Каджи, так и не встретив на своем пути ни единого человека. Казалось, что обитатели замка Змеиный Взгорок вымерли все до одного, хотя скорее всего они просто еще досматривали самые сладкие утренние сны.
Дверь тихонько скрипнула, пропуская троицу в спальню Гошиной мамы. Помещение не поражало воображение ни размерами, ни особо изысканной роскошностью обстановки, но зато казалось очень уютным, хотя и чуточку тесноватым. Ощущение тесноты вернее всего создалось из-за того, что в комнате находилось намного больше людей, чем Каджи ожидал здесь увидеть. Кроме Софьи, стоявшей возле раскрытого настежь окна и напряженно всматривавшейся в неуклонно светлеющее рассветное небо, здесь присутствовали еще трое незнакомых Гоше мужчин. Все, как на подбор, зрелые воины: подтянутые, серьезные и сосредоточенные. И лишь четвертый человек, которого Каджи не сразу заметил, так как он затерялся в углу комнаты, утонув в величественном кресле, выбивался из общего ряда. Этот больше походил на шустрого пацаненка, чем на опытного королевского кантиля. Хотя присмотревшись повнимательнее, Гоша понял, что возле камина весело болтает ногами и радостно лыбится, сверкая белизной зубов, вовсе не его ровесник, хотя комплекцией они и схожи. Но возраст улыбчивого юноши, хитро подмигнувшего ему в ответ на заинтересованный взгляд, точно уж перевалил за четверть века.
— И всё-таки я не понимаю, Свочик, зачем нужны такие чрезмерные предосторожности и изощренные хитрости, — негромко произнесла Софья, повернувшись к вошедшим в комнату, едва за ними плотно закрылась дверь. Каджи даже послышалось, что её тут же заперли на ключ, но, быстро оглянувшись, он увидел только своего сопровождающего, безмятежно привалившегося плечом к косяку.
А вот мама выглядела несколько встревоженной, хотя и тщательно скрывала свою обеспокоенность за внешней невозмутимостью. Но мальчик скорее сердцем угадал, чем увидел глазами: эту ночь она провела без сна, возможно так и не ложившись в кровать. Под глазами едва приметные темные тени залегли, прическа выглядит даже чуть более растрепанной, чем после вчерашней прогулки на лошадях, а кожа лица стала бледнее, точно женщину пожирают изнутри, как скоротечная болезнь, невысказанные вслух сомнения.
— В нашей службе, Софьюшка, предосторожности никогда не бывают чрезмерными, — успокаивающим тоном произнес Батлер, приблизившись к женщине и взяв её руки в свои ладони. — Скорее уж их всегда оказывается недостаточно. Но об этом начинаешь задумываться, только когда порученное тебе дело, казавшееся таким простеньким и незатейливым на первый взгляд, идет наперекосяк, потому что ты ослабил бдительность. И хорошо, если в итоге жив останешься. Это я, конечно, не об отбытии твоего сына в столицу говорю, а о некоторых предыдущих моих миссиях. После некоторых, весьма трагически закончившихся, ума прибавилось. И лучше предусмотреть заранее возможные нюансы, перестраховавшись, чем положиться на авось… и однажды не проснуться. А хитрости… Знаешь, какая у королевских кантилей самая любимая поговорка в ходу? — Не дождавшись ответа, мужчина продолжил, мягко улыбнувшись краешками губ: — Вертлявой змее на хвост не наступишь.
— Ты можешь мне обещать, Своч, что приложишь все свои силы, дабы помочь Гоше, если он окажется в опасности в этом вашем гадюшнике, который зовется столицей? — Софья Каджи испытующе воззрилась на мужчину с таким видом, словно только от ответа Батлера зависело, отпустит ли она сына в поездку. — В этой жизни у меня остались только Гоша и Ирга, так что…
— Ты не права, Софи! — укоризненно и не вполне учтиво перебил женщину кантиль. — У тебя еще есть я — старый друг детства. Клянусь копытами Единорога, что даже ему самому, хвостатому, не позволю причинить вред ни тебе, ни твоим детям. И обещаю, что сделаю всё возможное, дабы отвести от вас беду, если она пожалует к нам в гости. Но надеюсь, ты сознаешь, Софьюшка, что я далеко не всесилен. Будь иначе, так и Риард был бы сейчас жив и здоров, и не потребовалось бы Гоше в таком юном возрасте взваливать на свои плечи обузу государственных забот.
— Хорошо, я тебе верю. Только смотри, не обмани меня. Иначе королевство заполучит такого врага в моем лице, что обитатели лесов по ту сторону Дымчатых гор покажутся всем маградцам идеалом человеколюбия и доброты душевной, — несмотря на грозность слов, женщина мягко высвободила свои ладони из рук Батлера и направилась к сыну. Обняв его и погладив по макушке, она через некоторое время отстранилась от Каджи, продолжая удерживать мальчика за плечи и с нежностью всматриваясь в его лицо, словно пыталась запомнить каждую черточку до мельчайших подробностей. — И ты, Гоша, тоже не подведи меня и не опозорь память твоего покойного отца. Как бы я ни сожалела, но вот и закончилось твое детство. А юности и не предвидится вовсе, сразу озаботишься взрослыми проблемами. И разочарования тебя ждут тоже не детские. Да, рано, но что ж поделаешь? Такова Судьба. Нелегко тебе там придется одному. Но ведь ты понимаешь, Гоша, что я не могу поехать с тобой в Маград? В Змеином Взгорке всегда должен находиться хотя бы один человек из рода Каджи.
Он всё прекрасно понимал, но боль от предстоящей разлуки с недавно обретенной мамой, сжавшая железной хваткой сердце и через мгновение заструившаяся горьким ядом по венам вместо крови, не стала ни легче, ни слаще от его понимания, чтобы там ни говорил разум. Мальчик с трудом сглотнул вязкую, тягучую слюну и еле-еле выдавил из себя вопрос:
— Но ведь мы еще увидимся, мам?
— Конечно! Как ты только мог подумать об обратном? — Софи удивленно изогнула бровь, всплеснув руками. — Жизнь ведь на твоем отъезде не заканчивается. Вот подрастет Ирга еще немножечко, чтобы я могла со спокойной совестью оставить на некоторое время Змеиный Взгорок под её с советниками присмотром, как я сама тут же первым делом к тебе в Маград примчусь. А потом настанет очередь сестры посетить столицу. Так и будем с ней кататься туда-сюда, пока тебе окончательно не надоест встречать и провожать гостей. Да и ты сам, возможно, сможешь приехать в Змеиный Взгорок, если государственные заботы потребуют твоего присутствия в этой части королевства. Так что смотри на жизнь веселей, сынок, не вешай нос.
Софья ласково провела ладонью по щеке юноши и, задержавшись на подбородке, чуть приподняла его растерянное лицо кверху. Встретившись взглядом с Гошей, она мимолетно улыбнулась:
— Но и задирать нос тоже не советую. И какие бы сладкие песни тебе ни пели придворные лизоблюды, надеясь хитростью склонить Тень Короля на свою сторону из-за личной корысти, не вздумай почувствовать себя важной, зазнавшейся птицей! Парить в небесах на ненадежных крыльях лести — сомнительное удовольствие. Помни, кто ты и откуда, — указательный палец Софьи изящно ткнул в сторону камина. — Ты не «птица», ты «змей»!
Каджи перевел взгляд с мамы на стену, повернувшись вполоборота. Только что взошедшее солнце вовремя высветило висевший там щит с семейным гербом, скользнув золотистым лучиком по серебряному крылатому змею, раскрывшему зубастую пасть и изогнувшемуся в попытке взлететь навстречу темно-синему ночному небу, усыпанному звездочками. Потом луч пробежался и по буквам девиза, красивой вязью выступающим на извивающейся бронзовой ленте, прикрывающей низ щита: «Честь и мудрость, верность и любовь».
— Я это помню, мама, — уверенно произнес мальчик, мысленно признав, что обозначенные ценности на девизе рода Каджи его вполне устраивают.
— Вот и прекрасно! Ведь написанное на нашем гербе не просто слова, это образ жизни твоих предков. Поэтому я вправе ожидать от тебя, сынок, что и ты при решении важных вопросов будешь опираться на семейные ценности и поступать по совести, даже если жизнь и окружающие начнут активно подталкивать в противоположную сторону… Дай-ка, я еще разок обниму тебя на прощание.
Женщина прижала Гошу к себе, и он услышал как гулко и торопливо бьется её сердце. На короткий миг у него защипало в глазах от навернувшихся слез. Правда, тот юноша, что стал уже достаточно взрослым для самостоятельной жизни вне семьи, их тут же прогнал: