— Замри, если не хочешь в евнухи! – юнец немедленно послушался. – Повторяю вопрос для особо непонятливых: первое нападение – ваших рук дело?
— Наших, – обреченно подтвердил монашек. – Прости, добрый человек, черт попутал!
— Вашего черта звать Никос Теримос, и, судя по всему, вы заявились доделать недоделанное, получив рекламацию от заказчика.
— Чудно ты слова складываешь, грек. Словно в Пере живешь у франков.
Вот же ж! Надо за лексикой следить внимательнее, чтобы не получить проблем с коммуникацией.
— И почем нынче похоронить? Или притопить, не знаю ваших планов? Какие расценки у Никоса?
— Дукат получили, – признался незадачливый ассасин образца 1836-го года.
— И где-же пиастры?
— Мы же не дуралеи по ночам с золотом в мошне бегать.
— Какие из вас дуралеи – это мы мигом проверим.
Я принялся шустро обыскивать братьев. Мои подозрения подтвердились. У монашков нашёлся пяток серебряных курушей разного номинала и мелкие монеты в 10 и 20 пар. Что с бою взято, то свято! Угрызений за мародерку я не испытывал никаких. Уважающему себя попаданцу без лута – труба: ни попить, ни подкрепиться, ни номер в местном «Хилтоне» типа караван-сарая не снять. Добыча легко пристроилась в моем креативном «кошелечке» под мошонкой. (А интересно, есть связь между мошной и мошонкой?)
— Да вы богатенькие Буратины, – снова, не подумав, брякнул я, вызвав очередное удивленное хмыканье. Но про «богатеньких» до хроноаборигена дошло сразу:
— Ночью всякое случается. Иногда приходится от патрулей откупаться.
— Что ж мне с вами делать? Понять и простить?
Юнец, ожидаемо, закивал головой.
— Или упокоить? – с сомнением размышлял я вслух.
Моя новая мысль у монашка восторга не вызвала, он затряс головой уже в обратном направлении, но я прижал палец к его губам, чтобы не мешал мне думать. Идея родилась быстро, но все еще хватало доводов за и против. Требовалась пауза на раздумья.
Нищему собраться – только подпоясаться. В моем случае – с помощью двух тканных поясов, снятых с братьев-терпил. Прихватив куколь старшего брата и накинув на плечи рогожку, я осторожно выскользнул из сарая. Обе дубинки и ханджар, к которому у юнца нашлись ножны, я пристроил на присвоенные пояса.
Я тихо крался вдоль деревянных «скворечников» в расчете найти какое-нибудь местечко, чтобы затаиться и понаблюдать за дальнейшим развитием событий. Уверен, моим несостоявшимся убийцам и в голову не придет, что я остался во дворе, как и Никосу, если он выскочит сейчас проверить выполнение его заказа. Увидел узкий просвет между сараями. Закинул туда рогожу, втиснулся сам, сверху прикрыв голову куколем. Хрен меня кто разглядит впотьмах.
Стоило подумать о своем поведении. Понятно, был напряженный момент, я не Рэмбо, крушащий врагов направо и налево. Я вообще-то мирный человек, нахватавшийся азов в своей «Африке», чаще огребая от гопников, чем побеждая. И понятен мой упоительный восторг от победы над превосходящим противником и моя нервическая реакция, проявившаяся в болтовне. Тут меня явно понесло куда-то не туда. Если хочу выжить, надо за языком следить внимательно и не сыпать киношными афоризмами и непонятными словами, чтобы не плодить подозрений в свой адрес. И не считать себя непобедимым героем, способным визиря подергать за бороду: вмиг без головы останусь. Нужно успокоиться, вдох-выдох, вдох-выдох…
И еще. Что делать с Никосом? Сколько раз в своей жизни я сталкивался с предательством, с банальным разводом на деньги и имущество, с черной неблагодарностью, с житейским хамством или неприкрытой агрессией! Сколько раз мне на ум приходила очевидная мысль: око за око! И сколько раз меня останавливал вбитый в подкорку христианский завет – не убий! Не страх наказания, нет. Именно, привитое мне обществом понимание ценности человеческой жизни.
Впрочем, я лично не сталкивался прежде с заказными убийствами, никогда не был целью, лишь читал и видел по ТВ многочисленные кадры уличной жестокости Тбилиси 90-х. А тут и дня не прошло, как в меня попытались воткнуть такой нож, после которого не выжить. Лишь моя предусмотрительность уберегла меня от рокового удара.
И имя заказчика известно. Мотивы его не ясны, но виновность очевидна. И, значит, остается одно: решить для себя, готов ли я стать судьей и палачом? Я не в уютной Греции. Не среди темпераментных грузин, которые, за редким исключением, удивительно мягкие и добрые люди, которым дороже всего на свете хорошая компания, кувшин «Ркацители» и тарелка хинкали. Я в центре мира жестокости, варварских порядков и наплевательского отношения к чужой жизни. И играть надо по правилам этого мира, иначе не выжить. Надо. Но ссыкотно…