«Шевелюра шевелюрой, – подумал я, – но ты бы уж поберег голову. Такими темпами недолго и дурачком стать! Ладно – за дело!»
Разглядеть дно не было никакой возможности. Фонарь не пробивал даже такую небольшую толщу воды. Переставил его на край бассейна.
Делать нечего – нырнул. Стал руками ощупывать дно, двигаясь к краю. Уперся в стенку. Рука пошла в сторону – и провалилась!
Нет, мне сегодня определенно фартило! Вода чуть подмыла край стенки, и между дном и этим краем образовалась небольшая ниша. Вынырнул. Схватил ящик. Теперь, уже держа голову над водой, пристроил ящик в эту нишу. Идеально! Чуть подумав, схватил лежавший на краю большой камень и привалил его к ящику. Не подкопаешься!
Теперь преступная одежда. Схватил ее в охапку, пошел к дальнему острию цистерны-сабли. Где-то на середине почувствовал, что дно резко ушло вниз. Пришлось чуть проплыть. Ближе к «острию» снова встал на ноги. Нырнул, положил одежду на дно, рукой нащупал несколько камней, придавил одежду. Вынырнул.
«Мало камней!» – подумал и нырнул обратно.
И, пока не воздвиг над одеждой небольшой холм из камней, не угомонился.
«Мне сейчас случайностей не нужно!» – думал, выбираясь из воды.
«Так! Осталась кедровая коробочка, которую в воду не сунешь, фонарь и ханджар. Фонарь лучше оставить в паре метров от входа в лаз. Снаружи никто никогда не увидит, а мне ползти в следующий раз в полной темноте, тоже нет надобности. Надо раздобыть кресало. Ханджар... Ханджар...»
Опять пришлось лезть в воду. Подумал, что лучше всего будет положить его рядом с камнем, прикрывавшем ящик.Пристраивая ханджар, еще раз бросил взгляд на дыру в своде, заваленную кирпичом.
«А, ведь, если подтянуться чуть-чуть, достану. И вон за той гнилой доской коробочка и поместится!»
Так и вышло. Я выдохнул. И хотя дрожал от холода, был доволен. Облачился в свои обноски прямо на мокрое тело. Взял фонарь в руки. Опять медленно и подробно, метр за метром обвел светом все пространство и свода, и поверхности воды.
«Чистая работа!» – хмыкнул удовлетворенно.
И уже обратная дорога по узкому лазу не казалась мне сложной и утомительной.
Я вылез из подземелья на свет божий новым человеком. Никто не узнает в обтрепанном оборванце во влажных грязных обносках и с всклокоченной шевелюрой прежнего толстого важного турка. Скорее я сойду здесь за местного служку. Мне никто не помешал добраться до главного входа в главный корпус Гедикпаша Хамами.
Утро уже было в разгаре, в баню спешили первые посетители. Клиентов было немного – не то, что в четверг, когда перед пятничной молитвой толпы мусульман спешат на омовение. За важными посетителями следовали слуги с черными атласными сумкой с банными принадлежностями. Всех встречали банщики-теллаки, почтительно кланялись и провожали внутрь. Но на меня все смотрели как на пустое место, а албанцы, которые, как среди них было принято, работали в хамаме, – с нескрываемым презрением.
Но мне было плевать на косые взгляды. Я заслужил свой кусочек кайфа, я нуждался в основательной отмывке, стрижке и новой одежде. Я хотел очиститься хотя бы внешне. В данную минуту я хотел в хамам больше всего на свете.
В стороне от албанцев стоял полуголый грек с крестом на шее и в традиционном банном полотенце вокруг бедер – в пештемале. Я подошел к нему, вынул изо рта золотую монету и незаметно показал:
— Земляк, ты можешь мне сделать красиво?
Добродушный толстяк с такими пышными и ухоженными усами, что впору завидовать, улыбнулся:
— Это моя работа, господин. Идите за мной и не обращайте внимания на этих кровожадных выкормышей суровой Адриатики. Я приму вас, как анатолийского пашу – со всем моим прилежанием и умениями. Уверяю, лучшего кейфа[2] вы не найдете во всем Константинополе.
Теллак провел меня внутрь и проводил на галерею на втором этаже. Там были устроены крохотные приватные кабинки для переодевания местных вип-персон. Из красивого соснового ящика во всю стену банщик достал для меня целый набор: два полосатых пештемаля, деревянные, украшенные серебром и перламутром шлепанцы на двойных высоких каблуках, мало подходящих для комфортной ходьбы, красивую медную чашу для обливания тела водой и круглую шкатулку для монет и драгоценностей-украшений, которых у меня не было.