— Мы все трудимся на благо нашего рода. Придёт черёд, и Елена будет трудиться на общее благо. Теперь уже точно будет. — С трудом сдерживала Инна свой голос, дабы не сорваться на повышенные тона.
— Что-то не заметно, — наградила гневным взглядом Настя свою бабушку. — Прошло полгода, а воз и ныне там. Сначала вы пошли на поводу и не воспротивились этой позорной помолвке. Я должна была выйти замуж и вернуть утраченное, что наше по праву. Причём утраченное вами, и непосредственно тобой бабушка.
Я единственная кто достоин, быть следующей главой рода, а не эта недавняя бесполезное создание. Я тебя слушала и верила твоим речам. И что по итогу? Этот безродный всё ещё мой якобы жених. Решкин-Флинфхов предлагал чуть выждать и устранить его навсегда. Но что ты? Ты сочла это слишком опасным для рода. Придумала всякую нелепицу. А по факту ничего не сработало. А теперь всё будет хорошо. У вас!
— Что ты несёшь дурёха? — Уже не смогла сдержать рычащие нотки старуха.
— Правду бабушка, — язвительно произнесла Настя. — Правду. Не получится устранить Оражена, так не беда. Ты же неспроста с ним милой меня просила быть. Мол, общество смотрит, надо лицо держать. Какое лицо бабуль?! Он безродный я княжна! Все всё понимают. Какой смысл в этой наигранной показухи. Только один. Если не получится избежать свадьбы, то можно сказать притёрлись и всё хорошо.
А теперь и вовсе беспокоиться не следует. Леночка дар обуздала. Если что она без всяких проблем ситуацию исправит. Ждать то недолго осталось. В следующем году и её можно замуж выдавать. А она у нас теперь завидная невеста будет. Глава рода, да и не убогая вовсе теперь. А может её лучше замуж за этого отброса выдать! Вдруг она не сдюжит дар. Надорвётся бедняжка, и все мы у разбитого корыта окажемся. А так всё по совести. Это моё место по праву, а не её. Я первенец и род должен перейти ко мне, как и все его тайны. А она пусть хоть так за все свои никчемные года расплатится.
Инну Михайловну впервые за долгое время затрясло от гнева, но сказать она ничего не успела, так как дверь вновь отворилась.
— Всё сказала? — Зашла в комнату Елена, чьи глаза слегка блестели, как и щёки, а лицо принимало очертания злости.
— О! Кто явился, — скорчила кислую мину Настя. — Наша новая надежда и опора.
— Лен, оставь нас. — Повернулась на девушку Инна Михайловн.
— Зачем? — шагнула она чуть в сторону от бабушки. — Вы ведь и про меня речи ведёте. Так зачем уходить. Настя же из-за меня буянит. Я думала, что будет дебют, а получила цугцванг. Пешка смогла пересечь доску, вот только в глазах правящих фигур она так и останется пешкой, даже если станет ферзём.
— Что ты несёшь? — фыркнула Анастасия. — Родовая сила разум отняла что ли.
Внутри Елены всё клокотало и кипело, словно жерло разъяренного вулкана. Она слышала весь разговор своей бабушки и сестры, стоял за дверью в её комнату.
Лене от слов близких хотелось плакать и кричать, однако вместе с этим пришла и злость. Она так хотела, чтобы семья перестала считать её бесполезной обузой отбрасывающей тень на их род. Хотелось показать им, что она справилась и, стала, наконец, той кем они хотели её видеть с рождения. Так хотелось оправдать их ожидание, а взамен получить искреннее счастье, и родительское тепло в её сторону.
Хотелось показать сестре, что она теперь не одна должна нести бремя рода. А по итогу всё вышло в точности да наоборот.
Всё, что происходило после того как она показала в тренировочном зале своему семейству, дало ей понять, что родовая сила не даст ей того, чего ей так хотелось получить.
А ведь об этом словно завуалировано в разговорах после тренировок, можно сказать намекал Григорий. За своими мечтами и радужными замками, которые она возводила, двигаясь, шаг за шагом к задуманному, она тогда этого не понимала.
Как бы ей сейчас хотелось, чтобы он был рядом с ней. Ведь только он радовался её успехам и язвительно, но по-доброму смеялся над её неудачами.
На их тренировках ни ему, ни ей, не был важен итог, к которому он её вёл. Только его взгляд не поменялся после обретения ей силы. Он остался таким же, как и в первую их встречу, когда она была ущербной девчонкой с бесполезным и опасным для жизни родовым даром.
И вот стоя за дверью, а потом и в комнате, только его выучка и часы бесед и тренировок, давали ей наружную невозмутимость, хоть по её щекам и текли горячие и почему-то скупые слёзы.