— Ну и пожил бы… Да и выбора у меня не было. А это кожа драконида. Прочная. И горит плохо, вонюче. А то ведь еще и сжечь могут.
— Да ладно. Это я так. Шучу. — сбавил обороты Андрей, — неизвестно еще где бы я прятался, если бы меня убивать стали. Ты молодец, умно сделал. И оказался прав. И, кстати, драконид это кто?
— Это маленький дракон. И не разумный. Но летает. На них рыцари неба летают.
— А есть еще и разумные?
— Да. Драконы большие очень.
— А на них тоже рыцари летают?
— Ага. Как же. Хотя раз один могут. В желудке.
Еще немного отдохнув, стали выдвигаться дальше. Деревню решили обойти стороной. И тут наметилась проблема. Когда призрак летел рядом с человеком, он отставал, так как скорость его была удручающе мала. На короткие дистанции он мог ускоряться до скорости лениво трусящего человека, но обычно плыл не быстрее трех километров в час. Сидеть в артефакте в кармане тот не хотел, так как горел желанием видеть мир вокруг. Да и лишние глаза в походе не помешают. Тем более, что эти глаза видели много такого, что человеческим было недоступно.
Сунуть артефакт в карман куртки и высунуть кончик тоже не годилось, так как Андрею пришлось накинуть плащ с капюшоном, чтобы спрятать приметные волосы. По словам Мигуэнци, такой наряд был стандартным для странствующего жреца и особого внимание привлекать не должен.
Призрак было двинул идею повязать ремешок вокруг головы поверх капюшона. Но, во-первых, человек прохладно отнесся к трусам на голове, хоть Мигуэнци и клялся, что они бывали одеты почти век назад и на очень симпатичную часть тела. Во-вторых, вид у жреца получился бы крайне молодцеватый и придурковатый. А самое главное, встреться какой маг, он мог просканировать со скуки такое «украшение», что грозило очень существенными неприятностями.
Наконец, удалось найти приемлемое решение. Андрей насквозь пропорол кинжалом рукава куртки и плаща, обвязал жилище товарища вокруг руки и просунул кончики наружу. Призрак мог смотреть попеременно вперед и назад, что он делал почти одновременно. Ведь внутри артефакта привязки привидение было очень шустрым.
Андрей бодро шагал по лесу, обходя редкие кусты и живописные овраги. Пару раз видел фазанов и оленей, которые хоть в руки и не лезли, но и не спешили убраться подальше.
— Что это с животными? — решил спросить он напарника, разглядывая очередную иллюстрацию к произведению разнузданного эко-утописта. Зеленого с золотом фазана на низкой ветке в пяти шагах от себя. А еще в паре шагов дальше, на Дубова пялился влажными глазами небольшой олень с аккуратными рожками.
— А что с животными? — вопросом на вопрос ответил призрак.
— Не боятся.
— Так не охотятся на них здесь крестьяне. Только герцогу можно бить их. И подкармливают их.
— А, ну да… — припомнил земные аналогии Андрей. — а что? Совсем ни на кого не охотятся? И деревья наверное не рубят.
— Охотиться нельзя только на фазанов с оленями, да еще зубров всяких с кабанами. Зайцев, лис и всякую другую мелюзгу хватать можно, поймаешь если.
Чтобы не терять время, Андрей начал учить язык. Начать решил не с местного, на котором говорило королевство Индрия, в котором путники находились, а с курни — языка давно развалившейся империи Курда, некогда захватившей, по словам Мигуэнци, чуть ли не половину цивилизованных, так сказать, земель. Сейчас на этом курни произносили первое детское «мама», последнее старческое «а пить-то и не хочется», а в промежутке между этими памятными событиями говорили и ругались, только несколько небольших стран. Но главное, этот язык использовали для умных и заумных трактатов и симпозиумов все маги и ученые мира. А также, с более приземленными целями, хоть немного курни знали все купцы, лавочники, трактирщики, да и просто проходимцы в любом уголке мира. Вдобавок, курни был обозван призраком «просто примитивным».
Через час, когда Дубов вывалился из леса, он уже знал на курни числа до десяти и мог пообщаться с каким-нибудь торговцем. Мог и заинтересовать работника прилавка волшебным словом «сколько стоит», а мог и вежливо послать еще более волшебным «не надо». Солнце тоже времени не теряло и поднялось над лесом, весело озарив тракт, всего в километре правее выбегавший из той деревни, которую беглецы обходили. Буквально через пару километров дорога ныряла в следующую небольшую, но тщательно огороженную частоколом, деревню. Слева, совсем рядом, возвышался компактный, но высокий замок.
И деревни, и замок активно показывали, что они уже проснулись и полны жизни. Дымили, кукарекали, мычали, ржали и сквернословили. Но больше всего беспокоило, что около самого леса раскинулась плантация каких-то приземистых деревьев, с которых собирали большие шершавые плоды дородная селянка с четырьмя детьми разного возраста. Деревья, высотой чуть больше роста человека, были обвешаны коричневыми плодами так, что даже листвы почти не было видно. Дружная семья срывала плоды и скидывала в телегу системы «арба», то есть «коробка на двух колесах на ослиной тяге». Точнее, трудились селяне до выхода Андрея из леса. А теперь они стояли в рядок и слегка приоткрыв рты рассматривали путника.