– Эту ногу вперед... Нет, нет, мадемуазель, вот эту, сюда, вправо...
Покраснев до корней волос, Кларисса попробовала исполнить движение снова. Она ощущала себя неповоротливой, словно бык, которого крестьяне впрягают в повозку.
– Мадемуазель, прошу вашего внимания, s'il vous plait[2]!
– Извините. – Кларисса сконцентрировала все свое внимание на уроке и вытянула вперед ногу, но, судя по нахмуренным бровям месье, опять не ту.
В конце концов ей стало казаться, что урок никогда не кончится, но наконец месье Меден, натянуто улыбнувшись, отвесил изящный поклон:
– С вашего позволения, мы вернемся к занятиям в пятницу, а пока постарайтесь вспомнить все, чему я вас учил сегодня, и немного потренируйтесь самостоятельно. Надеюсь, вам понравилось танцевать?
– Да, спасибо. – Кларисса была слишком смущена, чтобы признать правду, все объяснения учителя совершенно перепутались у нее в голове.
Едва месье Меден удалился в сопровождении лакея, она обернулась к Джемме и воскликнула:
– О нет, я не смогу! Позвольте мне уехать в деревню и спрятаться в каком-нибудь маленьком домике до конца сезона!
Подойдя к золовке, Джемма обняла ее:
– Не стоит так волноваться, дорогая. Конечно, сначала твои движения будут несколько скованными, но немного практики, и ты будешь скользить по паркету не хуже других молодых леди.
– Да, если его хорошенько намажут жиром, – пробормотала Кларисса, вспомнив деревенские праздники, на которых молодые ухари пытались залезть на намазанный свиным жиром столб, чтобы достать приз.
Джемма, не выдержав, рассмеялась.
– Идемка выпьем чаю с кексом, а потом пройдемся по магазинам.
Невольно вспомнив свой последний, весьма неудачный, набег на лондонские магазины, Кларисса ощутила зарождающуюся в душе тревогу.
– Нет, – с дрожью в голосе сказала она и, заметив, что Джемма с удивлением взглянула на нее, добавила: – Я не хочу снова ввергать вас в расходы.
Джемма ласково дотронулась до ее руки:
– Дорогая, к счастью, мы можем не беспокоиться о деньгах. Для тебя тяжелые времена позади, и теперь тебе требуется достаточное количество нарядов для выхода в свет.
При этих словах Кларисса почувствовала еще большее беспокойство, но постаралась это скрыть. Она не знала, чего боится больше – лица из прошлого, которое в любой момент может снова вынырнуть из толпы, или того дня, когда ей придется предстать перед обществом.
Доминик сидел за столом и внимательно читал отчет о доходах от капиталовложений, как вдруг заметил, что в дверях стоит лакей с серебряным подносом в руках. Как долго он находился здесь и говорил ли что-нибудь, Доминик не знал, зато знал, что слуги уже давно привыкли к странностям своего хозяина.
– Что-то случилось?
– Вам письмо, милорд. – Лакей осторожно положил конверт на полированную столешницу.
Доминик кивком поблагодарил слугу и без всякого интереса развернул письмо, а затем, пробежав глазами небрежно начертанные строки, нахмурился.
«Имя буйной молодой особы мисс Кларисса Фаллон. Несмотря на то, что члены ее семьи не имеют титулов, она может с полным правом называться леди. Она живет в доме своего брата капитана Мэтью Фаллона, служившего прежде во флоте его величества, и его жены леди Джеммы Фаллон. Адрес приводится ниже. Указанная мисс еще не имела возможности быть представленной обществу, но вскоре это должно произойти.
Я же по-прежнему настаиваю на пари».
Под письмом стояла знакомая подпись – «благородный Тимоти Голстон». Ниже был приведен адрес капитана Фаллона в Уэст-Энде.
Доминик скомкал бумагу и швырнул ее в сторону камина, так что она упала совсем недалеко от него, и весьма кстати. Спустя мгновение он поднял письмо, разгладил его и снова прочитал адрес.
Он дал слово, а почему, и сам не знал. Безумец! Что за глупое пари! Совсем другое дело – состояние девушки, которое он успел заметить, на ее лице был написан неподдельный ужас. В тот момент ему вспомнился один из его пехотинцев, оказавшийся под копытами коня французского кавалериста.
Доминик потер бровь и с трудом удержался от желания дотронуться до неровного шрама на щеке. Прошлой ночью он снова видел сон. Ему снилось, что он сидит верхом на коне и поднимает саблю, готовясь повести своих людей в бой. Потом звучит залп, из дула вражеской пушки вырывается огонь, он растет и распускается, как смертоносный цветок, а грохот вокруг такой, что никто не способен его выдержать...
Доминик встряхнул головой, пытаясь прогнать воспоминания, но перед глазами по-прежнему вставали образы изуродованных тел его солдат, которые заплатили гораздо более высокую цену, чем он... Солдат, за которых он отвечал...
Хороший командир ожесточается, и его уже не трогает смерть подчиненных, так или примерно так говорили ему в годы его службы в армии. Но даже Веллингтону смерть не была безразлична, и эта мысль приносила Доминику некоторое облегчение. Несмотря на то, что Доминик не дослужил до конца войны – он унаследовал титул гораздо раньше, чем все ожидали, и вынужден был вернуться домой, – воспоминания о кровавой бойне время от времени возникали в его сознании и нарушали душевное равновесие. Что до снов – сны едва не доводили его до сумасшествия...
Доминик глубоко вздохнул. Так или иначе, жизнь продолжается. С помощью опытного управляющего он умело содержал свое поместье и был хорошим хозяином для слуг. Теперь он желал только одного – никогда больше не нести ответственности за жизнь или благосостояние других людей. Именно поэтому Доминик старался по возможности воздерживаться от отношений, налагающих на него дополнительные обязанности. Именно это качество, как ему говорили, приводило в отчаяние матушек, желающих подыскать для своих дочерей выгодную партию.
Нахмурившись, Доминик подумал о том, что был бы несказанно счастлив, если бы ему удалось прослыть крепким орешком. Тогда настойчивые мамаши оставят его, наконец, в покое и перестанут зазывать на званые обеды и балы.
Но неожиданно обвинения юнца Голстона больно уязвили Доминика. Именно сознание того, что он доставляет неприятности незнакомым людям, делало графа таким уязвимым и сбивало с толку. В результате он так и не смог уклониться от безрассудного пари.
И еще Доминик не мог забыть выражение лица той незнакомой девушки.
Правда, теперь она уже перестала быть незнакомкой.
Доминик взял чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу.
Как ей ни хотелось избежать этого, Клариссе все же пришлось согласиться на еще один мучительный поход по магазинам. Она внимательно вглядывалась в лица проходящих мимо людей, почти не обращая внимания на новые перчатки и бальные туфли, которые собиралась купить для нее Джемма. Но к облегчению Клариссы, вчерашний кошмар не повторился.
Они вернулись домой как раз перед обедом, чтобы встретить новую наставницу, теперь она именовалась компаньонкой, ведь Кларисса была уже слишком взрослой для того, чтобы иметь наставницу.
Кроме того, вновь прибывшая леди совсем не походила на наставницу. Когда их представили друг другу, высокая худощавая женщина с довольно крупным крючковатым носом и блеклыми глазами цвета ореха приветливо оглядела Клариссу.
– Это мисс Помшек, – пояснила Джемма. – В свое время она любезно согласилась исполнять роль компаньонки моей подруги Луизы до того, как та вышла замуж и стала миссис Колин Макгрегор.
Кларисса присела в реверансе. Она постаралась сделать это как можно грациознее, чтобы не выглядеть в глазах новой компаньонки совершенной деревенщиной.
Женщина улыбнулась:
– Думаю, что мы проведем чудесные минуты в обществе друг друга, мисс Фаллон. Надеюсь, мои скромные познания пригодятся вам на тернистом пути к постижению премудростей этикета. Хотя мой отец, викарий, говаривал, что великодушие и доброта важнее всего, к сожалению, общество чаще всего судит о нас по внешности.