Мы с отцом покинули Цитру в тот же день, а через месяц мне стало известно, что Паймон притащил отброса с собой на Амальтею и чуть ли не начал относиться к нему, как к собственному сыну. Но это уже иная история.
Опуская все эти бесполезные подробности, я хотел тебе сказать вот что, Эла. Если бы ты хотел выйти отсюда живым, ты бы поставил против Монаха Олафера. Тогда шанс на победу увеличился бы с нуля до… одной сотой.
Способность моего мозга воспринимать новую информацию хромала на обе ноги. И все же, опустив бесполезный бластер, я поблагодарил Гая.
— Рассказать это для меня ничего не стоило. Это просто прихоть. Блажь.
Да, я уже успел уяснить, что все его поступки — просто прихоть, независимо от степени важности принимаемого решения. И когда я решился на слова, я руководствовался именно этой особенной чертой характера Гая. Собирался уцепиться за последний шанс — азарт, непостоянную натуру владыки Тавроса, несмотря на то, что у того были все права лишить меня жизни на месте.
Потому что Гай был не только хозяином, гостеприимство которого я благополучно попрал, наставив на него оружие. Не только главой мафиозной семьи, в дела которого Децема решила влезть. Прежде всего Гай был тем, кто носит отобранную у Иберии корону. Децема могла считать себя и зоны своего влияния независимыми от его власти, не платить ему дань, ни в чем не отчитываться и даже время от времени забывать о его существовании. Но вне зависимости от этого, Стокрылый оставался главой первого клана в Эндакапее и в любой момент мог решить сделать первый единственным, объединив земли под своей властью. Тем паче теперь, когда он может законно, по инструкции объявить о таком своем намерении вернувшемуся главе Децемы, то бишь мне, воспользовавшись службой доставки цветов. Треклятая роза подоспела бы аккурат к моим похоронам.
— Дис снесет твоему Монаху башку, — мой голос звучал тихо, но уверено. — И после этого ты нас отпустишь.
— Своим детским упрямством ты меня раздражаешь, — усмехнулся кривовато Гай, наливая в свой бокал еще больше той убийственной отравы, которая сейчас разъедала мой желудок, — и напоминаешь брата. Хочешь пари? — да, еще как, мать твою, хочу! — Пожалуй, твою самонадеянность, которую ты выдаешь за веру, не стоит так быстро сбрасывать со счетов. Если уж Дис смог одолеть Индру, вероятно, он и против Монаха продержится… минут десять.
Лязг сражения и крики зрителей терзали меня какофонией звуков все настойчивее. Но я продолжал смотреть на главу Тиона, ожидая его жеста королевского волеизъявления: он должен был сказать «по рукам».
Медленно, играя на моих нервах с мастерством виртуозного садиста, Гай пригубил «греческий огонь».
— Если Монах сольет твоей «правой руке», я не только отпущу вас, приглашенных гостей, но и того, кого я не приглашал, — неторопливо, демонстративно благосклонно произнес в итоге Стокрылый. — В случае победы Диса, ты заберешь свой осточертевший мне зверинец, Эла, и уберешься восвояси целым и невредимым. Я тебе даже счет за выбитое стекло не пришлю. Смотрю, ты оживился. Не стоит, радоваться пока слишком рано. Я ведь еще не сказал тебе, что будет в противном случае. Мы ведь поднимаем ставки, не так ли?
От озвученного далее перечня действий, по сравнению с которыми казни египетские показались бы дарами, кровь в моих венах перестала течь. Самое страшное во всем озвученном Гаем было то, что его голос звучал спокойно, бесстрастно. Он не пытался меня запугать. Он просто говорил, как поступит в случае моего проигрыша.
Моя потяжелевшая голова повернулась к выбитому стеклу, а взгляд устремился на арену.
18 глава
Только получив приглашение от Гая, я уже тогда знал, чем наша встреча обернется. Та цель, которую глава семьи Тион добивался, требуя от меня прибыть в Таврос, предполагала все это: мой страх, его превосходство, демонстрация оного с участием Раска. Гай никогда и не собирался устраивать мирный междусобойчик, дабы перетрясти со мной старые воспоминания. Он вызвал меня к себе именно для того, чтобы напомнить мне мое место. Сказать по правде, урок надежно закрепился в памяти.
Думаю, Паймон за такое обращение со своими старейшинами заносчивому, эгоцентричному Гаю оторвал бы уши. Я же, ненавидя свою беспомощность, был вынужден просто терпеть его высокомерные насмешки и издевательства.
Однако даже при всем при этом, я убеждал себя, что вынес бы и худшее за возможность выбраться из захлопнувшейся ловушки. Хотя для этого я, можно сказать, и пальцем не пошевелил. Да, из передряги нас всех опять пришлось вытаскивать Деснице.
Сидя в тесном салоне самолета, прикованный к креслу жесткими объятьями ремней безопасностей, я смотрел на сидящего напротив Диса. Его белые волосы слиплись и потемнели от крови — чужой и его собственной. Похоже, он до сих пор не мог отдышаться, либо просто не выносил тесноту и подвешенное состояние. Протез, принявший на себя с сотню рубящих и колющих ударов, едва ли мог функционировать исправно. Кажется, мы привезем доку работенку.
К слову, о работенке. Напротив Олафера, рядом с Дисом, сползя в своем кресле, вытянув ноги и опустив подбородок на грудь, разместился Раск. Если бы не его прерывисто, болезненно вздымающаяся грудь, я бы решил, что он уже отдал душу богу — так дико парень выглядел.
Я припомнил, как всю дорогу до аэропорта он нес какую-то бессвязную нелепицу, словно в бреду.
— Я не смог… прости, босс… ты пришел… Дис говорил мне… он мне приказал, а я все равно полез туда… помнишь, ты всегда мне говорил, что я никогда не исправлюсь… я им всё рассказал… всё… они ввели мне какую-то дрянь… а потом… я практически ничего не помню… на спине… там что-то…
Я смотрел в его виноватые, блестящие от боли, унижения и сожалений глаза, проклиная Гая и собственную никчемность. Что касается спины Мыши, то ее, судя по количеству крови, несколько раз провезли по тёрке. Ткань порванной одежды прилипла к израненной коже и засохла, не давая разглядеть масштабы повреждения. Потому я просто попытался утешить Раска заверениями в том, что мне абсолютно наплевать, кому он там и что рассказал. И что мы уже совсем скоро прибудем домой.
Домой. Воистину, штаб-квартира Децемы стала для меня милым домом — единственным местом на Амальтее, прямо противоположным Тавросу и иже с ним.
Сказать по правде, я все еще до конца не верил в такое счастье, хотя свое холодное «проваливай» Гай озвучил часа два назад. С каждой секундой я отдалялся от ставшего мне ненавистным престольного города Эндакапея, но острота воспоминаний не притупилась, преследуя меня, как стая эриний.
Сегодня я убедился воочию в том, что Дис — натасканный убийца, исполнительность которого не имеет нареканий. Отдав приказ защитить Раска, я, сам того не понимая, поставил условие: либо сдохни, либо убей своего противника. Дис, как я понял, с самого детства привык к игре с подобными правилами. Потому он теперь сидит здесь, живой, а Монаха в данную минуту отправляют на помойку машин, более непригодных для употребления. Я думаю, таких, как Монах, не хоронят по-человечески, ведь для окружающих они не люди. Как и сказал некогда Олафер: они — просто сданный за деньги генетический материал, выращенный в искусственных условиях в организм с ампутированной личностью.
Эти мысли и картина, находящаяся перед глазами, заставляли все внутри меня сжиматься в беззвучных рыданиях, безжалостно оставляя глаза сухими.
Когда наш самолет совершил посадку, светило нового дня еще было перечеркнуто горизонтом — рассвет. Небо засыпано мелкими облаками цвета свежих синяков. Промозгло.