– Вот так и сделаем, – ответил Нахимский. – А сейчас марш отсюда, контра недобитая и чтобы твоего духу здесь не было!
У Осадчего удивленно поднялись вверх брови, видимо, он не ожидал такой концовки разговора. Нахимский немного смягчился:
– Ладно, не сейчас. Сдашь все дела нашему товарищу, который ждет в приемной. Он проверит записи и решим попозже, что с тобой делать.
– Как же это! Я подчиняюсь Киеву! Я пошлю туда телеграмму!
– Посылай куда хочешь, но с сегодняшнего дня – за свой счет.
– Понимаешь, – удовлетворенно говорил Нахимский как человек, выполнивший задание, – скоро мы всех твоих дружков прижмем. Вот пройдем по складам, магазинам – все возьмем на учет. Кстати, у тебя нет родственников, которые торгуют хлебом?..
Осадчий утвердительно кивнул.
– Кто? Браиловский?
– Нет.
– Крапивников?
– Нет.
– Хаимов?
– Да… он мой тесть.
– Передай тестю, – благодушно сказал Нахимский, – что мы к нему явимся в первую очередь и тряхнем его амбары хорошенько. Видишь, Сережа, я как чувствовал, что у него кто-то из родни торгует хлебом. Эти люди всегда своего поставят на нужную им должность. Как товарищ примет все дела, явишься ко мне в совет, я с тобой еще поговорю о том, куда хлеб разбазарил. Мы пошли, а тебя жду.
Осадчий проводил их до двери, – видимо, зауважал силу, повторяя на ходу:
– Буду рад сдать это проклятое место. Буду рад.
Они вышли на улицу.
– Понял, Сережа, как надо делать революцию? Больше силы и твердости. Буржуи только ее уважают.
– Революции без силы не бывает, – весело, подражая Нахимскому, ответил Сергей. – На то и революция.
– Я пойду в совет, доложу Ворошилову, как мы решили эту проблему. А может, ты возьмешься за продовольственное дело? Все равно кого-то назначать… никто толком работать не умеет. Научишься!
– Нет, – смеясь, ответил Сергей. – Да и мне, знаешь, дали задание – установить пулеметный пост. Пойду сейчас на завод и отберу команду.
– Иди. Я слышал, у тебя не складываются отношения с Федоренко. На-ладь. Он парень злой, но преданный революции. Без разговоров пойдет туда, куда прикажешь. Возьми его на пост.
Они попрощались. На улице, несмотря на пасмурную погоду, было много людей. Очереди стояли у государственных лавок, где должны были выдавать хлеб. На Ярмарочной площади лениво-простуженно гудел базар. В нем уже не было той веселости, как несколько лет назад. Сергей остановился возле магазина, на вывеске которого было написано «Модно-мануфактурный магазин Грудинина К. Д. /Петербург/» и после некоторого колебания вошел в него. Ему вдруг захотелось сделать Полине какой-нибудь подарок. Долго и издалека присматривал товар и, выбрав цветастый шерстяной платок, купил, не торгуясь, за двенадцать рублей. «Зима ведь, – подумал он. – Подарок будет кстати». Потом – тоже на двенадцать рублей – взял ситца три метра, решив, что пацану будет рубашка, девчонке – платье.
7
На другой день, рано утром, Сергей вместе с шестью рабочими-красногвардейцами патронного завода вышел на окраину города. Пулемет привезли на телеге, и возница уехал. Решили установить пост возле последнего дома. Веревка служила шлагбаумом. Пропускать можно было всех, но только не казаков – таков приказ Ворошилова. Подозрительных арестовывать и отправлять в совет. Федоренко настаивал на том, чтобы установить пулемет прямо возле шлагбаума, выкопав небольшой окоп, но Сергей решил разместить его в сарае, метрах двадцати от шлагбаума. Федоренко был недоволен, считая, что пулемет для устрашения должен быть на самом видном месте. Но остальные поддержали Сергея. Было холодно, а в сарае можно было обогреться. Пулемет поставили на сколоченный сейчас же в сарае помост, в стенке выбили доску для обзора и стрельбы. Из сарая открывался хороший обзор местности вплоть до Острой Могилы – высокого кургана, насыпанного много веков назад то ли скифами, то ли еще каким-то кочевым народом. По пологому скату холма виднелись удаляющиеся соломенные крыши крестьянских хат. Из-за туч было пасмурно, небольшой мороз сковал грязь на дороге в скользящие бугры и полосы, в серо-желтой траве белел иней. Сергей, поеживаясь от холода, с удовлетворением вспоминал, как вчера Полина радовалась подарку, сразу накинула платок на плечи и долго гляделась в маленькое зеркальце. Детям решила немедленно сшить рубашку и платье, сказав, что рисунок очень красивый, и подойдет им полностью. Она хотела отнести материю к соседке, но Сергей не разрешил и, взяв детей – десятилетнего Романа и восьмилетнюю Нюрку – пошел к матери. У нее была швейная машинка, на которой она когда-то обшивала всю свою большую семью, а теперь шила в основном внукам. Мать сразу же согласилась пошить и, сняв мерку с детей, отправила их домой. А потом заговорила с Сергеем, посетовав, что он редко бывает в родительском доме. Сергей отшутился, мол, сейчас время такое, не до отдыха. Та осторожно спросила: