Теперь перед глазами Ивана тянулась не романтическая степь, а унылая и мрачная. Овраги, небольшие островки дикого кустарника, едва припорошенные темно-синим снегом, распаханные приснеженные поля казались печальными и подавленными. Появились большие глыбы гранитных камней, занесенные в доисторические времена редким в этих местах ледником и неспешно разбросанные по степи. В наступающих сумерках они казались горькими пятнами в этом безграничном приволье.
Иван с возницей решили остановиться в Грабововке, – селе в верстах пятнадцати от Старобельска, на ночевку. Иван не планировал именно сегодня быть в Старобельске, рассчитывая, что переспит в имении, но события в Дувановке спутали планы. Потемну до Старобельска было опасно добираться в это смутное время, тем более в Грабововке жили родители Анны. Жил его дед. Бабушка Ивана умерла несколько лет назад. В детстве Иван почти каждое лето гостил в деревне, но как начал самостоятельную жизнь, сюда не приезжал. Сейчас ему очень хотелось увидеть позабытые, но родные лица, почувствовать тепло близких людей.
Уже стемнело, когда они въехали в село. Возница довез до указанной хаты, крытой соломой и отороченной по бокам побеленными, кривыми столбами, а сам решил переночевать у своих знакомых.
10
Иван осторожно вошел во двор, где-то рядом заливалась в лае собака, и постучал в крайнее окошко. Открылась дверь, и женский голос громко спросил:
– Хто там? – это был голос его родной тетки – сестры матери, Марфы.
– Тетя Марфа. Это я – Иван Артемов, – на всякий случай, полностью представился Иван.
– Хто? – переспросил голос, и Иван услышал, как женщина сошла с крыльца и пошла к нему. Подошла вплотную и пыталась в темноте рассмотреть пришедшего.
– Не узнала, теть Марф… я из Луганска. Племянник ваш. Иван.
Женщина тихонько ойкнула от неожиданности и, попросту обняв Ивана, поцеловала его в щеку, даже не разглядев в темноте человека, а веря, что это свой, а не чужой.
– Што ж ты стоишь? Стучишь, як не ридний… заходь!
– Да собака ж?
– Она далече от крыльца привязана. Пошли. У нас зараз свято.
Марфа завела его в сени, где дышала теплом полугодок-телка, и провела в хату.
– Ну, раздягайся. Посмотрю на тебя.
Она поднесла к его лицу керосиновую лампу.
– Правда Иван?.. Повзрослел как…
«Постарел», – подумал про себя Иван. Марфа закричала:
– Дид! Ходи сюды. Внук приихав.
Из комнаты вышел отец его матери Анны – Матвей, когда-то высокий и статный, а ныне сутулый, худой и обросший седой бородой, – его дед. Деда по отцу Иван не видел никогда и не знал, существует ли он вообще на свете. Поэтому ему было приятно видеть морщинистое, родное лицо единственного деда. Матвей сухой, жилистой рукой прижал к своей груди голову Ивана, который был ниже деда ростом, и поцеловал его почему-то в лоб.
– Раздевайся, внучек, и проходи.
Марфа, взволнованная нежданной встречей, торопливо объясняла Ивану о событии, которое должно произойти было сейчас в семье.
– Я думала, шо прийшов батюшка. Будем крестить внучку…
Только сейчас обратил Иван внимание, что в светлице стоит деревянная детская купель с закрепленными по углам свечами. Старый, почерневший от времени стол накрыт новым, расшитым красными и черными цветами рушником. На нем перед иконами Христа и Богоматери стоит толстая восковая свеча. На кухне был накрыт стол, и Иван почувствовал, что он сильно голоден.
– Вовремя не окрестили внучку, – объясняла Марфа, – хворала. А зараз хрестильня закрыта. Холодно и топить ничем. А батюшка, он добрый, решил дома окрестить. Пора, уж четвертый месяц пошел…
Вышла из комнаты дочь Марфы – Ульяна, рано располневшая молодуха в простом ситцевом платье и накинутой на плечи шали. На руках у нее был ребенок. Иван поздоровался с двоюродной сестрой, уже не целуясь. Надо было посмотреть на ребенка, хотя Иван с большим удовольствием сел бы за праздничный стол.
– Девочка? – почему-то неопределенно спросил Иван, будто не слышал ранее объяснений тетки. – А мы даже и не знали, что у вас прибавление… как назвали?
– Катерина. Но как батюшка скажет, – голос Ульяны звучал спокойно и ровно. Она крепко прижимала к груди ребенка, который спал. – Спит. Пойду, положу пока на кровать.
И она ушла с ребенком в маленькую комнатку, где вместо дверей висела занавеска.