– Вот приезжал твой дед из деревни, – вмешалась мать, – он вот это сало привез… так балакает так – ежели зимой земли им не дадут, то они ее к весне сами поделят. Сколько ж терпеть народу без земли? Он ще сказав, что селяне этот годок терпели, но больше не будут.
– Большевики им уже дали землю. Пусть теперь крестьяне по закону забирают землю. По большевистскому закону, – подчеркнул Сергей.
– Я слыхала об этом, – вздохнула мать. – Но как-то не верится…
– Верь, Анна, – удовлетворенно проговорил запьяневший Федор. – Это твоя крестьянская душа не верит новой власти. А большевики – молодцы! Они не украинские политики, не тянут – раз-два и наше.
– А может можно договориться всем… и Киеву тоже… и вместе революцию двигать? – проговорил молчаливый Петр, вернувшийся к своему прежнему вопросу.
– Вряд ли. Особенно с Киевом. У них национальные интересы, а у нас – рабоче-крестьянские. Мы хотим справедливости для всех, независимо от их национальности, а они наоборот – свободу только украинцам… к тому же галицийцы хотят командовать Украиной без участия наших губерний и городов. Это в корне нас различает.
– Кого?
– Большевиков и раду.
– Но эсеры и меньшевики тоже за социалистическую революцию! Вон, они возглавили наш профсоюз, и мы живем не хуже, чем рабочие с патронного. Они тоже за рабочих.
– Ты, брат, не до конца понимаешь это. Я уже говорил тебе и снова повторю, а ты своим расскажи. Меньшевики и эсеры хотят все сделать постепенно, вместе с буржуями да с помещиками. Но вместе с буржуями мы далеко в революции не пойдем. Мы от них должны нашу страну очистить, а потом и мир строить, и коммунизм. А вместе с ними мы не построим, они будут мешать. А чтобы не мешали, надо часть их сделать рабочими – пусть понюхают, как живут эксплуатируемые… а других, если потребуется, уничтожить.
– Так много уничтожить-то придется.
– Пусть. Но с ними ничего общего не получится. Это вам они мозги законопатили, что они революционеры. Но с ними будешь ты свой горб гнуть на буржуев, как и гнул. Понял? – и сочувственно добавил: – Нет в тебе, Петр, классового чутья.
– Может быть, – неуверенно согласился Петр.
– Хватит спорить, – сказал отец, разливая водку. – Давайте еще за встречу.
Мать сказала, что ей хватит, отказалась и Антонина. Отец не возражал. Но отказался и Петр, объяснив, что ему рано утром идти на работу, и он себя плохо чувствует с похмелья. Когда выпили по второй, в дом осторожно вошли дети Петра. Ане было уже одиннадцать лет. Худая, с тоненькими косичками и большими черными, как у матери, глазами, выделявшиеся крупными каплями на бледном лице. Виктор был меньше ростом, наоборот – коренастый и круглолицый, со светлыми волосами. От открывшейся двери огонь в лампе заколебался, и причудливые тени пошли гулять по стенам.
– Я вам сказала спать! – возвысила на них голос Антонина. – И чтобы сегодня не приходили к деду с бабой.
– Подожди, Тоня, – ответила мать. – Им же тоже интересно побачить своего дядьку. Посмотри, Сережа, какие у тебя племянники.
– Вижу! – он обнял их сразу обоих. – Если бы встретил их на улице – не узнал. Аня совсем красавица. А Витька, смотри-ка, богатырь. Ну, садитесь к столу.
– Да места нет. Я им сейчас отдельно дам. Садитесь на лавку.
Мать в отдельную тарелку положила картошки, тушенку, сала и хлеб и поставила на лавку. Дети молчаливо смотрели на взрослых, сели напротив друг друга и стали есть осторожными движениями. Когда кусали хлеб, то подставляли под него руку, чтобы ни одна крошка не просыпалась мимо. Как бы медленно они ни ели, но миска скоро опустела. Разговаривая с отцом, Сергей искоса бросал взгляды на детей. Выпили с отцом еще по одной. Дети доели и молчаливо смотрели на взрослых.
– Что вы такие неразговорчивые? – шутливо обратился к ним Сергей. Он подошел к Вите и обнял его рукой за плечи. – Вырос, сильно вырос… – как-то грустно произнес он. – Ты меня помнишь?
– Помню, – прошептал мальчик. – Ты с полицейскими дрался. Дедушка об этом рассказывал.
– Не совсем так. Но было дело, – согласился Сергей. – Еще кушать хотите?
Дети заколебались и поглядели на мать. Антонина устало сказала:
– Вы уже ели сегодня, не приставайте к взрослым.