Решила, что с места не сдвинусь, пока призрак, по крайней мере, прощения не попросит. А к вечеру, наверное, нальется у меня под глазом великолепный сиреневый фингал. Меня аж передернуло, как представила. Буду перед зеркалом рыдать. Хотя все равно меня здесь никто не увидит.
Послышались удаляющиеся шаги, потом скрип какой-то, и Рей снова в комнату вернулся. Страшно захотелось отползти куда-нибудь подальше, потому что вставать пока особой охоты не было.
Призрак присел рядом, настойчиво и без особого сочувствия и предупреждения развернув меня щекой к себе, приложил лед, так что я вздрогнула от неожиданности.
– Пошел к черту. Никакой помощи от тебя не хочу. Ты такой противный, что меня тошнит. Уйди, уйди, – бормотала я, пытаясь отбиться от нежелательной заботы, и не успокоилась, пока голову мне не задрали так, что дышать трудно стало, а говорить и вовсе невозможно.
– Я могу быть сколь угодно хорошим, но приказы начальства, каковы бы они не были, выполнять обязан, – глухо отрезал призрак. – Когда ты поймешь наконец, буду рад. Но ударил я тебя лишь по своему усмотрению. Готов об заклад биться – это было не лишним, на руках тебя носить не буду, и полное право имею, в конце концов, – он как-то резко, растерянно даже, осекся.
Может, ничтожность своего оправдания осознал наконец.
Да все с ним ясно. Возможно, ему и плохо чертовские в этом мире, но… Но сетует Рей, только чтобы разжалобить и в доверие втереться. Профессиональный синдром, да? Мерзость.
На самом-то деле призрак весь себе на уме. Или на поводке у начальства.
Он весь, почти насквозь, – фальшивка. Да еще и бесформенная.
– Пусти, – изрядно вывернувшись, потребовала я, – мало того, что синяк теперь будет, так еще и отбморожение заработать недолго.
Он, вздохнув, выпустил. Кончики пальцев скользнули по мокрой от растаявшего льда щеке. Пробрала неприятная дрожь, и страшно захотелось что-то обидное сказать.
– А тебя вообще никто не любит, и не нужен ты никому. И ведешь себя, как марионетка.
Он слушал молча, не поднимая глаз, и выглядел притом, как сильно провинившийся ребенок, только я покупаться не очень спешила, хотя знала, что так говорить не очень-то тактично. Просто сердце требовало мести. Избалованное сердце.
Но осеклась я в свою очередь тоже довольно резко, потому что меня прервал странный шум. Из фильмов про гигантских пауков.
И, признаться честно, очень хотелось, чтобы в фильмах этих их озвучивали неправильно, и звук на самом деле знамением нечто безобидное. Зря, кстати.
Потому что Рей в следующее мгновение дернул меня на себя, зажав рот рукой, что очень правильно сделал, иначе бы я неминуемо завизжала и обрекла бы себя на черт еще знает, насколько плачевную участь.
Не то, что бы я боялась пауков, нет. Я целовала даже одного на спор как-то. Но то, что можно было увидеть из открытой балконной двери… это просто язык не поворачивался назвать никак иначе, как монстром. Насекомое было просто гигантское, на огромных волосатых ногах и с какими-то клещами около рта.
Я тут же вспомнила, как паук мастерски своих жертв обезвреживает. Чуть-чуть яда и паралич а так же съедение чуть ли не заживо – обеспечено. И вот тут-то меня начала бить самая настоящая крупная дрожь.
Гигантский паук остановился. И стало так тихо, что слышно было только тиканье несуразных часов где-то в глубине квартиры. И мое не в меру шумное сбитое дыхание. Нервы медленно сдавали.
– Щ-щ-щ… – прошептал на ухо Рей.
Не знаю, почему, но меня это немного успокоило. Паук неспешно двинулся дальше.
– Прости, – глухо и не совсем осознанно буркнула я, когда шипение и гулкие удары паучьих ног перестали слышаться совсем.
Во всей этой ситуации больше виновата, наверное, все-таки я, а Рей, хоть и понятия не имею, зачем, сделал для меня все, что мог, так ему еще за это и досталось. Что бы там я себе не думала про его душонку.
Призрак обреченно покачал головой, уткнувшись лбом мне в затылок.
– Ты смышленая, но такая импульсивная. Я вообще не уверен, что можно как-то меня задеть, но, пытаясь, не забывай, что мы все еще практически в логове Адриана. А мне на урок по повышению скоро.
Рей поднялся и вышел из комнаты.
– Очень хорошо, – насупилась я, сложив руки на груди.
Все равно я еще чертовски зла на него. Если его в следующий раз так заглючит, что мне делать? Бояться лишний раз слово сказать, а не то изобьет? Ну, раз я такая смышленая, то это решение и будет самым верным: поджать хвост и сидеть тихо, чтобы на крайний случай хоть внимание излишнее усыпить.
Так вот, решено, буду изображать из себя тихую и покорную судьбе пленницу, а также потихоньку пути отступления искать. Пока не убили.
– Ты раздражаешь, – бросила я угольку, выползшему на свет, едва только осталась позади опасность «паучьей тревоги».
Ненавижу трусов.
Хотя и сама трус изрядный.
Но прям таких отъявленных ненавижу.
В коридоре слышались какие-то звуки, шаги, вроде, что-то еще. Но все равно, в квартире оставалось как-то безжизненно тихо, и объяснить это своему бестолковому рассудку я никак не могла, поэтому решила покрутить колесико у доисторического радио на нижней полке крайнего шкафа.
Очень скоро Рей уйдет на свои уроки, а когда вернется – неизвестно. Звуки человеческих голосов будут мне лучшей поддержкой, наверное. Долго с Иеронимом не набеседуешься.
Но это оказалось делом в крайне степени гиблым, потому что из прибора доносилось только характерно-невнятное шипение.
Прямо как из «Сайлент Хилла».
Кстати, о «Сайлент Хилле»… По спине незамедлительно стаей прогулялись мурашки. Нет, о плохом не будем лучше.
– Оно не настроено, – высунулся из-за двери призрак и тихо добавил, – оставь его в покое…
– Ясно, – я быстро и на редкость послушно отключила старинный агрегат и тут же позвала, пока уйти далеко не успел, – Рей… Мне, кровь из носа, надо с мамой связаться как-нибудь. Устроишь, а?
– Нет, – холодом обжигая, отрезал тот. – И даже не проси. Просто не заикайся об этом больше, ясно?
Что-то слишком много вещей, о которых нельзя заикаться.
– Понимаешь, – я подскочила с пола и вновь вернула призрака в комнату, схватив за руки, – я у нее одна, понимаешь? Больше никого нет. Она же с ума сойдет. Мне <i>нужно</i>. Понимаешь?
Рей некоторое время мне в глаза не смотрел.
А куда-то в пустоту, будто вспоминая давно забывшееся и покрытое тиной времени.
Потом только хуже еще побледнел и губы поджал:
– Нет.
«На этом разговоре пора ставить жирную, иссиня-черную точку», – добавил призрак уже молча, одними глазами. И ушел.
А потом я вздрогнула от хлопка входной двери.
Даже представить себе не могла, что обернется главной проблемой здесь, в сером мирке. Скука, смертная и даже выводящая из себя.
Я сначала просто долго на полу валялась, уставившись в серое небо и игнорируя колкие выпады уголька, носившегося надо мной. Ему-то, кажется, везде будет хорошо. Кажется… Ну, выходить на улицу нет никакого желания. Не без сопровождения. А пока его нет, я в относительной безопасности.
Дополнительный осмотр квартиры ничего интересного не принес, кроме обнаруженного старинного телефона, у которого даже вроде «гудки шли».
– Ох, сейчас тебя током ударит, – сзади подлетел Роня, и я от неожиданности чуть было не размазала его по стенке, но он, на свое счастье, оказался проворнее. – Мы все умрем, – все же истерически предупредил уголек.
– Ты что, раньше никогда не бывал в таких местах? – поинтересовалась я, снимая трубку.
Оттуда послышались ровные гудки с хрипотцой. Отлично, кажется работает. Я еще дополнительно огляделась, как рыночный воришка, и с замиранием набрала свой домашний номер. Надеюсь, здесь телефонные разговоры не прослушиваются. Впрочем, я все равно собираюсь соврать…
Сперва аппарат гудел вполне нормально, как полагается, но потом шум начал как-то подозрительно нехорошо искажаться, так что трубку от уха, морщась, пришлось отстранить. Оттуда слышалось металлическое звяканье, какие-то непонятные хрипы и чуть ли не стоны – и вся эта восхитительная какофония сквозь премерзкие помехи.