Так, все ясно. Я хлопнула трубку обратно. Не дура, не нарываюсь.
А то еще начнет мне какая-нибудь здешняя Самара про «се-е-емь дне-ей» шептать. Уголек начал противно хихикать, обидно между прочим, что мой блестящий план провалился к чертям. Серым.
– Пожалей меня, – я вздохнула, распрямляясь. – Тут печенья есть?
Сомневаясь, я направилась все-таки в кухню. Не может же не быть здесь никакой еды. Но на самом пороге комнаты я замерла. Точнее, замереть меня заставил телефонный звонок.
Такой трезвонистый и настойчивый.
Черт.
– Не поднимай… – умоляюще шепнул уголек, увидев с ужасом, как я направлюсь обратно к телефону.
– Да что ж я тебе, совсем самоубийца что ли?
Еще некоторое время пришлось подождать, пока трель затихнет, но она как-то не очень собиралась. Минута, две или три. Мы с Роней то и дело переглядывались, а потом догадалась выдернуть шнур из розетки.
Догадалась.
Черта с два.
Телефону это как-то ну совсем не помешало, и он продолжил самозабвенно заливаться на всю квартиру, нарушая мертвую тишину.
– Ну вот, доигралась, – всхлипнул Иероним.
Спокойно. Может его еще просто заглючило. Я, дитя века новейших технологий, плохо была знакома с такого рода аппаратами. Видела только в детстве. Поэтому не очень знала, может ли его вообще заглючить.
Я сняла трубку с твердым намерением тут же положить ее обратно и ничего не слушать. Только бы прекратить звонок. Но трубка как-то сама собой оказалась у уха.
А потом выпала на пол из дрожащих пальцев.
Как-то глупо вышло.
Сколько я ни пыталась проморгаться – бесполезно.
Перед глазами стояла лес проглаженная тьма, и сколько бы я их не терла, лучше не становилось. Сразу же охватила мутная тревога. Слепнуть от телефонных звонков – примета плохая.
– Э-эй… – осторожно позвала я и как будто осела на пол.
Ни черта. Голоса моего не слышно.
Вот уж не думала что так жестоко попаду, ведь сначала-то все выглядело вполне себе безобидно. Уж лучше бы током тряхнуло… Так, ладно, просто постою тут, может, само пройдет. Только проблема в том, что с парочкой других чувств исчезло и чувство времени.
Я, жалобно вздыхая про себя, ощупала голову. Чувствую. Это приободряет. И, кажется даже, снова слышу. Уй черт. Будто кто стонет слабо прямо над ухом.
Тьма давит прямо на душу. Противно и страшно. Нет, не то что бы страшно – противно как-то…
Глаза, кстати, привыкают понемногу. Только все равно кроме серой стены каменной ничего не видно. Я осторожно ощупала ее, пока пальцы не наткнулись на что-то склизское, тогда я их одернула и принялась старательно вытирать об джинсы.
На ухо снова послышался исполненный страданий тихий стон. На этот раз игнорировать его показалось делом полностью невозможным, поэтому пришлось обернуться.
…и плевать, что стена была склизская, грязная и какая-нибудь там еще, я немедленно прижалась к ней спиной и часто-часто задышала.
Прямо за моей спиной, ныне перед лицом, плавала странная серая масса из которой поминутно то одна гримаса ужаса выделялась, то другая, еще более ужасная. Они стонали и кричали по неестественно тихо, будто откуда-то издалека, но от этого еще ужаснее становилось.
Мамочки, ну что за чертовщина здесь творится, и, главное, причем обычный телефонный звонок?
– Отсюда нельзя звонить, – до моей щеки дотронулись чьи-то ледяные пальцы и тут же сжали подбородок, отняв возможность отстраниться. А так – кровь из носу – хотелось. – Телефон – чтобы нам можно было питаться: подслушивать ваши там разговоры… – кто-то нежно принялся объяснять мне на ухо, игнорируя отчаянные, хоть и беспорядочные попытки вырваться.
Новое соседство мне не нравилось, а сказать об этом, похоже не было возможности. Но и необходимости, кажется, не было тоже. Мои спутанно-истеричные мысли и так могли отлично читать.
– Ты не бойся, – лаского нашептывали мне, задирая голову так, что едва дышать можно было, – присоединишься к ним, как только будешь готова. Можешь жить здесь хоть десять лет, хоть сотню…
Я короткими ногтями цеплялась изо всех сил за стенку, но царапала больше не ее, а пальцы свои. Вот и хорошо, это помогает в сознании оставаться.
Я лажаю.
Нервы сдают…
Когда не страшно, а…
Никак.
Что оно там сказало, мне здесь лет десять или сотню?..
– Или тысячу, – благосклонно подхватила тьма.
Холодно.
– Иди, погрею, – мгновенно предложила она, уже начиная окутывать. Насквозь как-то.
Не по себе оттого, что фальши в голосе мне больше не слышно, хоть убейте. В искреннюю заботу поверить ведь так не трудно… Я сделала судорожный вздох, и сразу после этого воздух из легких будто насильно выкачали и, дернув, опустили в холодную воду лицом.
Я очнулась на холодном полу, задыхаясь и кашляя чуть ли не до тошноты. Нашел время, когда читать нотации…
– Ты обижаешься, очень даже, между прочим, напрасно. Руки так и чешутся хорошенько ударить, чтоб всю дурь разом из тебя выбило. Я между прочим с уроков сбежал по твоей дурости, – необыкновенно горячо отчитывав Рей, нависая надо мной и все еще изредка хлопая по щекам. – Сидела бы смирно. Здешнее подполье – это не человеческий подвал с крысами, тут кого угодно встретить можно. Да так бы там и осталась.
Вот теперь уже правда страшно. Я обещаю и
– Что ты ворчишь, как старый дед? – сонно и заплетающимся языком пробормотала я, чувствуя, как щеки начинают гореть.
От его хлопков, наверное.
– Глаза б мои тебя не видели, – призрак опустил мою голову обратно на диван и, сложив руки на груди, демонстративно обернулся спиной.
– Ну как же ты не понимаешь, горемычная, он волнуется, – тоном наставника произнес Иероним, по-хозяйски уже опускаюсь мне на плечо.
Да все я понимаю, дурак. Дай пококетничать.
Видимо, Рей моих стараний не оценил.
Чертов хладнокровный педант…
Все никак не может смириться с мыслью, что нас теперь сюда занесло, в дыру эту. Мне, например, тоже несладко, но я же не кисну.
А между прочим выяснилось, что шиш с маслом я отсюда сбегу. Если из квартиры и удастся улизнуть, то что дальше-то? Гигантские пауки, император Адриан и всякая прочая дрянь. Город-то на границе миров, которою я понятия не имею, как пересечь обратно. Ладно уж, видно, придется пустить всю эту заварушку на самотек, авось сама быстрей распутается. Без моего неопытного вмешательства.
Рей был странный, что порой повергало в ступор. Не предупредил о том, что телефон (телефон!) может быть опасен, а потом сам же и обижается. Да когда мне так нужна поддержка хотя бы чья-нибудь.
Отчасти, конечно, моя вина, но все-таки.
Я медленно, стараясь ступать тихо по жутковато скрипучим половицам, вышла на балкон, ежась от колюче-холодного ветра, дымом пахнущего. Рей все-таки услышал и, обернувшись, окатил меня волной усталого безразличия, однако не успел и слова своих нотаций вставить, которые, видимо, читать собрался, как я обняла его со спины, уткнувшись носом в плащ. Он сидел смирно, не вырываясь и не делая попыток отстраниться, будто сдался с концами, и в свою очередь рассматривал меня с таким интересом, как ребенок новую игрушку.
– Знаю, что лезу не в свое дело, – тоже мне, Америку открыла, – но я, между прочим, отлично понимаю, что ты сближаться ни с кем не хочешь и доверять никому. Вечность, конечно, на тебе тяжелым бременем, – выгорела вон в глазах, – но… Хватит уже сопли жевать, Рей, черт возьми!
Кажется, призрак чем-то подавился, но – должное ему отдать – в себя пришел довольно быстро. Выпрямился и меня к себе развернул. За плечи. Я на этот момент даже как-то не ожидала от него резких действий, а потому была послушной, вроде куклы.