Сердце вдруг зашлось от жалости.
Я собралась с духом и решительно приблизилась. Она не кричала и убежать не пробовала, хоть и то что удивлена была – это мягко сказать. Рей дал мне пятнадцать минут, но о времени я забыла и вместо того, чтобы в общих чертах обрисовать ситуацию, рассказала все-все с самого начала, включая описание императора Адриана, милые, но оттого не менее гадкие выходки Иеронима, и мои случайные и не очень поцелуи, словом, не укрыла ничего, и на душе сразу ощутимо полегчало. Мама слушала, не перебивая. Она бы не поверила, наверное, в обычной ситуации. Но сейчас-то…
Надеюсь, что мне еще удастся вернуться. Я так ей и сказала: <i>надеюсь</i>, и по взгляду поняла, она не знает, что ответить.
– Ладно, лютик, – вздохнула наконец мама, ласково потрепав меня по волосам, – ты постарайся изо всех сил, а там видно будет. Если не сможешь… не убивайся сильно. И все у тебя хорошо будет.
О, мне этого хватило с головой, чтобы задохнуться от счастья. Говорить ей тяжело было – душили слезы. Но она у пеня сильная.
– Мам, звучит так, как будто ты меня на свадьбу благославляешь…
– А если и полюбишь кого – выходи замуж, не ломайся, – она вымученно улыбнулась и тут же истошно запищал браслет на левом запястии.
Даже когда мы вернулись, Рей все еще не прекращал ворчать о том, что чуть было не пропустил занятия по повышению квалификации и почти сразу же меня бросил.
Оставив наедине с мыслями.
И вот тут-то я донельзя четко осознала, что уже вечером мне предстоит разделить ложе с изголодавшимся по плотским утехам неприкаянным духом. А заодно, раз уж дело пошло на высокие выражения, и невинность свою ему подарить.
Ах черт, как же звучит паршиво.
– А вы с ним будете целоваться-миловаться, да? Уруру, как это ми-ило… – уголек с невиданной энергией нарезал вокруг меня круги, всем своим видом выдавая, что утреннюю беседу нашу слышал.
В общем, издевался надо мной по полной программе. Я пригрозила, что Рею пожалуюсь, а когда не подействовало, своей пламенной страстью в него запустила – пятнашками, которые нашла почти в самом дальнем шкафу. С детства души в них не чаяла, так что находка обернулась для меня чуть ли не вселенской радостью, и, к счастью, после удара о стенку не разбилась.
– Вечно ты меня донимаешь, бесстыжий. Нет бы посочувствовать, а?
– Пф-ф, сочувствовать… Ты ж сама на это согласилась!
Возразить, как ни прискорбно, было нечем, и ядовитые замечания пришлось терпеть до самого вечера. А призрак, когда вернулся, церемониться не стал, и сразу Роню на балконе запер. Потом молча задернул шторы и обернулся ко мне.
Внутри сразу оборвалось что-то значительное.
Ну, это как перед уколом. Вроде и не страшно совсем, а стоит зайти в белоснежный прививочный кабинет, так сразу – запах спирта в нос, и ноги уже не держат.
Я взглянула на Рея затравленно. Он на меня – спокойно.
– Слушай… А ты не знал, да? Ну, что я еще ни с кем не спала до тебя.
– Не знал, – мрачновато согласился он. – Но так даже лучше.
Э, что? Кому там лучше? Ему или мне? Или со стороны кому-то?
А впрочем, ответов я даром не получила и сама умом до них дойти не успела.
Потому что Рей вдруг меня поцеловал. Как сумасшедший. Как никогда и никто раньше. Насквозь с одурью. Пальцы в его волосах запутались.
А меня бросало из жара в холод.
Наверное, он долго время тянуть не собирался, потому что мгновенно без предупреждения прижал меня к кровати. Хотя, конечно, в такой ситуации предупреждения не полагаются. На пол одежда отправилась сразу и почти вся. Ну, за исключением нижнего белья. Совсем нижнего, потому что лифчик мой тоже где-то под кроватью оказался.
Поцелуи у призрака были короткие, рваные и горячие. Нервные почти. И непривычные невозможно, после каждого что-то екало и сжималось под сердцем. Мои – не такие, они больше ради изучения были. Но тоже беспорядочные.
Он мне опомниться так и не даст, верно? Какое же сумасшествие… Я даже про страх свой забыла – напрочь. А Рей умеет голову сносить. Ну еще бы, у него ж вроде как вечность была – научиться.
Я почувствовала, как с бедер медленно сползла резинка; призрак аккуратно, но требовательно надавил на мои колени. Я напрягалась и зря, между прочим. Рей хоть и старался все сделать аккуратно, но больно было в ощутимой степени. Не то что б до безумия, но…
Я откинулась на подушку и, закусив губу почти до крови, жалобно заскулила. Призрак виновато меня в висок чмокнул и замер ненадолго, позволяя привыкнуть.
Неприятные ощущения со временем притупились, но так не ушли. Я уткнулась лбом в его плечо, чтоб лицо спрятать. Было вообще противно и стыдно, просто хотелось, чтоб все побыстрее закончилось. И что только все такое умопомрачительное находят в этом процессе? Но несколько минут еще пришлось терпеть, потом я молча отвернулась к стене, плакать хотелось почему-то. И чтоб в покое оставили – тоже.
Но Рей меня вновь целовать начал. Да еще, зараза, в затылок, так нежно и медленно, что невольно зашлось сердце. Сейчас меня трясти начнет.
– А может, не надо? – я почти всхлипнула, но вспомнила вовремя, что призрак целую ночь просил, а не один раз. Тут уж я жестоко просчиталась.
Он заставил носом в подушку уткнуться и сразу же подмял под себя. Пальцы скользнули меж бедер, я сдавленно охнула, сжав дрожащими руками простынь, и инстинктивно прогнулась.
– Прости, остановиться надо бы, а я не могу, все из-за тебя, – послышался жаркий шепот в самое ухо. – Прости, Сашка.
О, Рей как никогда эмоционален.
Вот уж интересно, он это из-за долгого воздержания, или..?
А кстати… Ух, черт… На этот раз вполне себе даже ничего, особенно, когда он так глубоко… м-м-м…
С губ тихо как-то и неожиданно сорвался стон. А потом еще, но громче и развязней уже.
Призрак склонился к моему уху и шепнул с такой чертовски ехидной пошлостью:
– Я затрахаю тебя до смерти…
Эта фраза…
Эта фраза оказалась самой точной за всю мою жизнь.
Во всяком случае примерно так можно было описать мое состояние на утро.
Однако Рей, который, по идее, получил все, что ему требовалось, и должен был бы уже превратиться в холодного безразличного мудака, с процессом превращения как-то не спешил. Он полусидел, откинувшись на большую подушку, и выглядел, зараза, чертовски роскошно. С усмешкой снисходительной наблюдал, наверное, как я рядом безнадежно пытаюсь прикинуться спящей. А видок-то, небось, тот еще. Потрепанный такой, сам за себя говорящий ярчайшим намеком на «недавно-пережтое», назовем это так, не будем поддаваться пошлости. Куда уж больше-то.
За окном занимался седой рассвет, медленно, будто застенчиво. Так вот подошла к концу самая развратная ночь в моей жизни. <i>В моей</i>. Так что все, может, и было не так плохо, но ощущения на грудь давили совершенно смешанные.
С одной стороны так у меня еще крышу не сносило никогда в жизни, и от одного воспоминания внутри все волнительно замирало и сладко. С другой – стыдно было безумно, вся душа полыхала просто. Я пошла бы на что угодно, даже на стирание памяти, только чтоб все это поскорее забыть. Корить себя сейчас было уже поздно и бесполезно, но я упрямо продолжала. За то что даже не пробовала попросить его остановиться. Сославшись на усталость или что-нибудь еще. Наверняка он бы сжалился.
Но тогда мне и мысль такая в голову прийти не могла. Просто хотелось… другого. И оттого стыдно было еще больше.
Собственно, поэтому я и пыталась состроить вид «спящей красавицы». Чтоб избежать диалогов и даже контактов глаз. Черт, да если мы случайно взглядами встретимся, я ж сгорю на месте. Сейчас как нельзя более ясно напоминаю себе девушку известно-какого-поведения. Аж до слез. Но формула «нераскисания» пока что действует. Не время рыдать и купаться в жалости к себе. В конце концов это было незабываемо. Может, и жалеть не о чем?