— Хотите кофе, Вадим Петрович?
— Не уверен.
— А если со сливками? — соблазнительно предложил Морозов. — Меня чёрный кофе, да если ещё и без сахара, как Вы обычно пьёте, не берёт совсем. А сладкий и со сливками очень даже бодрит. Не хотите попробовать?
— Вообще-то, я тоже люблю сладкий кофе со сливками, но меня он расслабляет, и потому пью его дома, уже после трудового дня. И на работе такой не пью, потому что нужна работающая голова.
— Значит, раз мы ударно поработали и почти закончили титанический труд последних двух месяцев, будем расслабляться.
Тимофей Ильич попросил Аллу сделать два кофе и скрылся в своей комнате отдыха, оттуда послышался звук льющейся воды. Я встал из-за стола, собрал все папки. Ужасно хотелось развязать галстук и стащить пиджак, но нельзя. Я только вздохнул и ограничился тем, что расстегнул его. Хорошо быть начальником. Он вернулся в кабинет, подтверждая мои мысли: галстук снят, влажные растрёпанные волосы и довольный взгляд. Забрал у меня папки и запер их в сейф. Вернулся и встал рядом.
— Вадим Петрович, если Веллеру не станет лучше, вам придётся его заменить. Справитесь? — Морозов с вызовом посмотрел мне в лицо. На слабо берёте, Тимофей Ильич?
— Справлюсь. Подводить вас, а, главное, Аристарха Георгиевича, не в моих правилах, — ответил с уверенностью, смело глядя в зелёные глаза.
Дверь открылась, отвлекая нас от дуэли взглядов, и в кабинет осторожно вошла секретарша. Аллочка, как всегда обаятельно улыбаясь, внесла поднос с двумя дымящимися чашками кофе и маленьким кувшинчиком сливок. Как я успел заметить, их Алла всегда ставила отдельно, наверное, Морозов предпочитал наливать сливки в чашку самостоятельно. Почти в шаге от нас она вдруг споткнулась и… Да что же за день такой сегодня? Я почти успел отскочить, но до реакции Морозова мне было далеко. Ему на рубашку попала только пара капель кофе. А я понял, что ничто так не снимает сонливость, как чашечка крепкого, сладкого, горячего кофе, выплеснутого на ноги. В моём случае чашек было две! И в придачу, чтобы совсем довершить картину, я поймал кувшинчик, а мой пиджак и рубашка поймали сливки. Алла вскрикнула и тут же прикрыла свой очаровательный ротик рукой, застыв в неподвижности. А я заскрипел зубами. Ноги жгло!
— Алла, солнце ты наше, ты решила меня добить? Откуда у тебя сегодня руки растут? Мне почему-то кажется, что явно не из того места, откуда надо, — спросил я её как можно вежливее, хотя очень хотелось обматерить, вручая в руки пустой кувшинчик и отдирая горячую ткань брюк от собственных ног. Ткань плотная, так что надеюсь, я отделался лёгким испугом. Попечёт пару дней и перестанет.
— Я… Я не хотела, честное слово, Тимофей Ильич, — голос Аллы дрожал.
— Нужно внимательнее смотреть под ноги, Алла, — холодно ответил Морозов и добавил. — Сейчас я дам Вадиму Петровичу кое-что из своих запасов, а вы, Алла, потрудитесь отнести его вещи в химчистку. Сегодня и за счёт фирмы.
— Тимофей Ильич, не стоит, — очнулся я от созерцания своего бедственного положения. — В офисе, скорее всего, только мы остались, так что меня никто не увидит.
— На улице ноябрь, Вадим Петрович, а мне совершенно нежелательно потерять последнего стоящего юриста перед заключением важных контрактов, — Морозов, больше не обращая внимания на засуетившуюся Аллу, прошёл к двери личной комнаты и жестом предложил мне пройти туда же. Я поколебался немного, но всё-таки пошёл.
— Если вы стесняетесь моего секретаря, я так и быть прикрою дверь, — сказал Морозов, когда я проходил мимо него. Я, не подумав, буркнул:
— Что могла, она уже видела. Нового не выросло, — понял, что ляпнул, когда сзади хмыкнули. Я опять покраснел и стащил грязный пиджак с плеч.
— Когда же вы успели, Снегирёв?
— Ну, дело…
— Дурное дело не хитрое, — я просто спиной почувствовал, что он ухмыльнулся. Чувствую, что снова покраснел. Бесит. — А что же вы так плохо девушку обслужили, что она то холодной водой обольёт, то кипятком ошпарит?
— Да нормально всё было, — возмутился я, резко обернувшись. Прямо перед моим носом стоял Морозов в расстёгнутой рубашке… Чёрт!
— Всего-то, — хмыкнул он, и, снимая с широких плеч рубашку, прошёл мимо меня. А я глаз от него оторвать не могу, как будто никогда раньше полуголых мужиков не видел. Очнись, Снегирёв! Ау! — Поторопитесь, Вадим Петрович, там Алла изнывает от нетерпения.
— Ну, вот что вы за человек, Тимофей Ильич? — дёрнул и, наконец-то, снял удавку с шеи. Сосредоточился на расстёгивании пуговиц своей рубашки, пытаясь отвлечься от разглядывания гладкой спины Морозова. — Вы единственный человек, заставляющий меня постоянно краснеть, как офицер юную гимназистку.