— Я не позволю тебе расстроить наш брак, — тихо сказал он, глядя куда-то между перекрытиями. Сердце его понемногу успокаивалось, а неожиданно пришедшая злость придала Алексею сил. Быстро преодолев два пролета, он оказался на площадке пятого этажа. Лестница выводила его прямо к стальной двери, за которой хранился залог их будущего семейного счастья. Он прекрасно помнил, как искал людей, способных в кратчайший срок изготовить хорошую дверь, и как сам затаскивал ее на пятый этаж, несмотря на то, что установка была оплачена рабочим в полном объеме. Старый скряга не заплатил за неё ни копейки — все пришлось делать Алексею за собственный счет. Дед тогда вышел из комнаты лишь к концу работ и, вместо слов благодарности, раскритиковал кривую установку, а еще и её стоимость, когда Алексей рискнул упомянуть, во сколько она ему обошлась.
В принципе, на благодарности старика Алексею было плевать — всё это он делал только ради жены. Бедная Елена рано осиротела, и с малых лет ее воспитывал единственный родной человек — дед. Было вполне естественно, что она испытывала к этому угрюмому и недалекому мужчине безмерную любовь; ближе старика у неё все равно никого не было. Жила в городе, правда, еще какая-то троюродная тетка по материнской линии, но дед запрещал им общаться. Елена не перечила. Она вообще старалась не возражать деду. Во всем, кроме того, что касалось их с Алексеем отношений. Надо признаться, Алексей с дедом сразу не понравились друг другу. Раньше он считал, что это было связанно с личной неприязнью, но потом понял, что это не совсем так; всех, кто пытался быть рядом с его внучкой, дед ненавидел. Хотя было время, когда для них с женой это не имело никакого значения.
Достав длинный металлический ключ, Алексей вставил его в замочную скважину. Ключ провернулся, как показалось, с ужасающим скрежетом. Положив ладонь на ручку, Алексей замер, собираясь с духом. Где-то внизу хлопнула входная дверь, и, решив, что тянуть с этим дальше нет никакого смысла, он распахнул дверь, ведущую в темный узкий коридор.
Фонарика в куртке не оказалось. Алексей дважды проверил все карманы, пока не вспомнил, что оставил его в бардачке автомобиля. Возвращаться назад ему решительно не хотелось. Нащупав под висящим на самодельной вешалке пальто кнопку выключателя, он надавил на неё, и в ту же секунду услышал громкий хлопок. Люстра в коридоре ослепительно вспыхнула, и этот свет скальпелем резанул по глазам. Алексей инстинктивно отшатнулся, ударившись головой о стену. Когда к нему вернулась способность видеть, стало заметно, что вместо трех лампочек в люстре горит всего одна, а пыли в плафоне скопилось столько, что света от неё едва хватает, чтобы выхватить из темноты гротескный платяной шкаф и кусочек двери, ведущей в первую комнату. До ванной свет не доставал, но Алексею этого и не было нужно.
«Вот оно! Совсем рядом», — услышал он в голове свой возбужденный голос. — «Возьми, ты же заслужил!». Усилием воли он заставил внутреннего комментатора замолчать.
Некоторое время Алексей стоял на границе света лампы, после чего, вздохнув, широко переступил через порог, ведущий в комнату. С момента последнего визита в ней ничего не изменилось; только забытые на столе пластмассовые цветы покрылись заметным слоем пыли. Вьющееся растение (Алексей все никак не мог запомнить его названия) без воды окончательно усохло и совсем по-осеннему усыпало пол пожухлыми листьями. Кроме листьев пол покрывал широкий ковер, от одного вида которого Алексею стало не по себе. Он быстрым шагом прошел на кухню, щелкнул выключателем, и, срывая пальцы, крутанул вентиль над умывальником. Когда из хромированного крана ударила тугая струя, Алексей горстью зачерпнул ее, чтобы умыться, и замер, наблюдая, как вода дрожит в его ладонях.
Ведь есть же ковер. Старый, советский ковер, покрывающий пол по всей квартире. А под ним — деревянные плашки. Не кирпич, а податливое дерево. Как же так вышло?!
Он еще некоторое время смотрел на расходящиеся по воде круги, поле чего разжал ладони, подхватил с плиты белый, с отбитой эмалью чайник и подставил его под фыркающий кран.
«Ты ни в чем не виноват», — повторил он себе, глядя на быстро наполняющуюся емкость. — «Ведь ты не мог поступить по-другому. Он бы тебя убил».