Дед ходил по комнате. Алексей почти услышал, как скрипит под его весом пересохшее дерево. Ему оставалось только обогнуть стол, единственную преграду перед ним и Алексеем. У деда были невидящие черные глаза, закатившиеся глубоко под морщинистый лоб. Седые волосы по бокам от лысины слиплись от крови и торчали в разные стороны, покачиваясь при каждом шаге. В дряблой, покрытой старческими пятнами руке, дед сжимал тяжелую статуэтку, вырезанную из камня. На нем была поблекшая от бесконечных стирок красная майка, через вытянутый вырез которой была видна его безволосая впалая грудь. Дед вошел на кухню, и его лицо исказилось яростью…
Алексей с грохотом опустил чайник на железную решетку плиты, отгоняя навязчивое видение. С пятого раза ему удалось совладать с пальцами, и он зажег спичкой дальнюю от себя конфорку. Смотреть на синее пламя было несказанно приятно. Он любовался им до тех пор, пока образ стоящего за спиной деда не ослаб. Тогда он передвинул чайник на огонь и оглянулся, уже почти не боясь увидеть перед собой восставшего из мертвых старика.
Да и откуда взяться крови в волосах? Алексей даже не видел, как старик умирал. Просто оттолкнул от себя, когда тот пытался ударить его каменным изваянием, и сбежал. Да, он слышал, как после глухого удара об пол старик захрипел, но в ту секунду в голове сработал какой-то рубильник, который разом отключил все мысли Алексея. Точнее сказать, отключил саму возможность думать. О том, что еще можно помочь, он тогда даже и не подозревал. Просто бежал куда-то, не разбирая дороги, а в голове стучалось: «Убил! Убил-таки паскуду! Я убил!». Опомнился, когда налетел на отъезжающий от остановки автобус. Чудом не оказался под его колесами. Водитель покрыл Алексея отборным матом, а он вглядывался в настороженные лица пассажиров, и ему все казалось, что вот сейчас они очнутся, будут тыкать в него пальцами и кричать: «Убийца!».
Но автобус отъехал, а пассажиры не произнесли ни звука. Алексей проводил заляпанный грязью автобус взглядом, после чего достал из кармана раскладушку телефона и набрал номер жены.
Когда Елена приехала, он уже успел вернуться. Позвонил в соседнюю квартиру — сказал, что у деда был приступ (соседка, старая карга, слышала, как он бежал по лестнице вниз, и пришлось соврать ей, что спускался за помощью). Залитую слезами жену встречали уже вдвоем. Вызвали «Скорую». В квартиру Алексей заходил лишь на мгновение, чтобы успеть закрыть сделанный дедом в полу тайник. В сторону лежащего тела старался не смотреть…
Чайник медленно разогревался. Алексей открыл висевший на стене шкафчик и на ощупь извлек из него липкую железную банку с изображением индуса, погоняющего тонкой веткой слона. Встряхнул её и услышал, как с песочным звуком бьется о стенки чай. Кружка горячего чаю — вот что сейчас приведет его в чувство. Алексей ощутил, как впервые за этот долгий день его настроение начало подниматься. Аккуратно, чтобы не испачкаться, он откинул жестяную крышку и посмотрел на дно банки, где покоились черные крупинки, пахнущие сеном. Его ужасно раздражала стариковская привычка, заваривать самые дешевые сорта, да еще и хранить их в старой грязной посуде, но сейчас ему на это было плевать. Алексей брезгливо вытер руку о край кухонного стола и достал с полки над раковиной фарфоровую чашку. Ручка и все края её были давно оббиты, а в трещинах навсегда застыли несмываемые коричневые разводы. И вправду говорят, чем человек богаче, тем он скупее.
Алексей не знал, откуда у него эти богатства, но дед был богат. Богат настолько, что давно уже мог бросить эту двухкомнатную квартиру в потрескавшемся от времени доме и переехать в только что отстроенный жилой комплекс, но никогда бы этого не сделал. Года работали на деда — когда-то он въезжал в пятиэтажку на окраине города, а теперь тот разросся, и дед автоматически оказался в его центре. Жилье тут стоило больших денег и с легкостью покрывало расходы на переезд и покупку новой недвижимости, но не квартира была главным богатством деда. В саморучно выдолбленном тайнике он хранил монеты; неказистые на вид, неправильной формы с письменами на давно позабытом языке. Впрочем, были среди монет два полновесных золотых империала, но их стоимость не шла ни в какое сравнение с этими потертыми овалами ушедшей эпохи. Мало кто знал об этом богатстве. Алексей подозревал, что даже Елена не была в курсе, чем владеет её дед. Сам он узнал об этом совершенно случайно; подвела старика его непомерная скупость.
Он давно говорил старику, что чугунные батареи в квартире дышат на ладан, но дед отмахивался от него, как от мухи. Сам Алексей надеялся, что еще пару отопительных сезонов они переживут и поэтому был не слишком назойлив. Как оказалось — зря. Однажды утром Елене позвонили соседи снизу, заявив, что с потолка у них льется горячий дождь. Алексей сразу вызвал такси и примчался к деду. К тому времени аварийная служба перекрыла отопление во всем доме, но когда Алексей отпер ключом жены дверь квартиры, то обнаружил деда за весьма странным занятием. Весь мокрый, в перепачканной чем-то черным майке, дед гвоздодером выдирал из пола разбухшие от воды деревянные бруски, и доставал оттуда мокрые тряпичные свертки. Два таких свертка уже лежали на загнутом ковре раскрытыми, и вид их содержимого сразу привлек внимание Алексея. Он видел монеты только пару секунд, а потом старик почувствовал присутствие постороннего и обернулся. Его влажные руки сжимали шестигранный профиль гвоздодера, слегка подрагивая от напряжения. Очки в роговой оправе съехали на бок, а в глазах старика стояла такая неприкрытая ненависть, что Алексей отшатнулся.