Бабка несколько раз громко спросила будет ли дед есть, он промычал в ответ, на что бабка сказала «не хочешь – как хочешь» и уложила его обратно на диван.
Во всё время обеда, Андрей поглядывал в сторону дивана. Но дед лежал так же как и раньше неподвижно уставившись в потолок. Андрею хотелось ещё поговорить с дедом, что-нибудь рассказать ему. После обеда дед уснул, а Андрей с матерью отправились домой.
На следующий день Андрей, едва дождавшись окончания завтрака, с дрожанием восторга принялся за сборку. Он аккуратно и не торопясь расстелил на столе газету, приготовил маленькую кисточку для клея, заранее выпрошенные у матери спички (для «тонких» работ) и положил перед собой коробку с самолётом. На картинке он был по-прежнему прекрасен, и желание собрать его не только не ослабло, но многократно усилилось. Андрей стал снимать крышку и остановился. Он вспомнил вдруг вчерашнее общение с дедом, его на мгновение оживший взгляд, интерес пытавшийся прорваться сквозь броню болезни, потухшую папиросу, бабку пристававшую со своей едой и ему показалось, что теперь этот самолёт не только его, Андрея, но и немножко деда. И что теперь они, как два настоящих мужика, должны вместе построить этот самолёт. Что нужно успеть непременно сделать это вместе с дедом, пока… пока это можно было ещё сделать…
Андрей посидел несколько минут слушая себя, и убедился, что принял правильное, единственно правильное, настоящее решение. Он спокойно встал и пошёл на кухню, сообщать матери, что нужно срочно ехать к дедушке. Мать ничуть не удивилась, хотя Андрей никогда не высказывал подобного желания, и призналась даже, что сама планировала сегодня снова туда ехать, только без Андрея. Но раз он хочет, то пусть едет с нею. Дальше было делом техники уговорить взять с собой самолёт для того, чтобы не мешать и быть занятым. На это Андрей опять же получил согласие и довольный удачей засобирался к выходу.
У бабки со вчерашнего дня ничего не изменилось – дед лежал на диване, глядя в потолок, бабка суетилась по хозяйству, убегая то и дело на кухню, до которой семь лет назад Андрей с ветерком прокатывался на велосипеде по длинному полутёмному коридору.
Андрей поначалу хотел подойти к деду, сообщить о своём самостоятельном, мужском, решении и предложить альянс. Но снова заробел и тихонько стал устраиваться за большим круглым столом, лишь изредка посматривая в его сторону.
Когда все приготовления были закончены, Андрей очередной раз глянул на деда, немного подумал и опять не решившись позвать его, принялся за работу.
Осторожно, помня как это делал отец, Андрей отсоединил одну половинку будущего фюзеляжа от рамки, затем вторую, открепил иллюминаторы и окна кабины пилотов, зачистил все заусенцы, потом при помощи ножниц распечатал тюбик с клеем, взял кисточку и медленно окунул её в тягучую, прозрачную жидкость. Дед пошевелился. Андрей быстро поднял глаза, но движение руки не остановил – слишком важный момент – отец говорил: «Как начнёшь, так и пойдёт!..». Андрей снял о кромку тюбика лишний клей, быстро и ловко наметил кисточкой оконные планки, тут же поставил их на свои места, и после, уже медленнее, принялся намазывать клей на стыковую плоскость одной из половинок фюзеляжа. Дед снова пошевелился и попытался сесть. Андрей, не переставая наносить клей, следил за дедом. Когда пройдя по кругу, полоска клея слилась со своим началом, Андрей отложил кисточку и взял в руки вторую половинку. Как полагалось он подождал секунд пятнадцать-двадцать и, следя за ровностью, медленно состыковал обе половинки, сильно прижав их друг к другу. Теперь нужно было не двигаясь и не дыша, посидеть так, чтобы детали схватились клеем. Андрей смотрел на деда. Тот сделал ещё одно усилие, и ему удалось сесть. Андрей плотно держал половинки и быстро переводил взгляд с них на деда. Андрей забыл сколько так нужно было сидеть и держать, но решил делать это подольше, для надёжности. Дед был снова неподвижен и смотрел куда-то впереди себя и мимо Андрея. Он заметил, не сразу, но приглядевшись, что дед сидит как-то иначе чем вчера… Более прямо. Вчера он горбился и могло показаться, что он вот-вот окончательно ослабев, повалится на диван, но сегодня – и это было определённо…точно – спина его держалась прямо и во всём облике едва-едва, однако различимо просматривалась былая сила. Вернее, не она сама, но некое ясное воспоминание о ней. Из тех воспоминаний, что бывают почти так же реальны, как и сама явь.