Тимофей Саввич Морозов. 80-е годы прошлого века.
Зинаида Григорьевна Морозова. 90-е годы XIX века.
Мария Федоровна Морозова с Саввой Тимофеевичем Морозовым и его детьми (слева направо): Машей, Тимофеем и Люлютой. 90-е годы. |
Особняк Марии Федоровны Морозовой в Большом Трехсвятительском переулке. Во дворе этого дома была мастерская Исаака Левитана.
Савва Тимофеевич Морозов с младшим сыном Саввой. 1904 год.
Портрет С. Т. Морозова, хранящийся в Архиве МХАТа.
На обороте снимка надпись, сделанная рукой К. С. Станиславского: «МХТ. Савва Тимофеевич Морозов — Директор и один из пайщиков МХТ, скупивший впоследствии паи театра и материально его поддерживавший. Он — выстроил наш теперешний театр в Камергерском переулке».
Савва Тимофеевич Морозов на стройке здания театра МХТ. 1901 — 1902 гг. Снимок хранится в Архиве МХАТа.
Московский Художественный театр. Дом Лианозова, перестроенный под театральное здание, в Камергерском переулке.
Константин Сергеевич Станиславский.
Владимир Иванович Немирович-Данченко.
Владимир Архипович Барышников, потомственный рабочий в Орехово-Зуеве. Большевик с 1905 года, участник Октябрьского вооруженного восстания в Москве. Будучи комиссаром, погиб в 1919 году.
Памятник В. Барышникову в Орехово-Зуеве.
Николай Павлович Шмит. 1903 год.
Николай Эрнестович Бауман. 1904 год.
Леонид Борисович Красин. 1904 год.
Интерьер дома. |
Вдова С. Т. Морозова Зинаида Григорьевна Морозова, 1905 год. На обороте снимка дарственная надпись О.Л.Книипер-Чеховой. Снимок хранится в Архиве МХАТа.
Могила Саввы Тимофеевича Морозова на Рогожском кладбище в Москве. Надгробие работы Николая Андреевича Андреева.
В ремесленную школу* открытую Морозовым рядом с усадьбой, крестьяне что-то не торопились отдавать своих ребят.
Руку на сердце положа, господа Голохвастовы — столбовые дворяне, были здешним мужикам как-то ближе, не то чтобы роднее, но понятнее, чем фабрикант Морозов, хоть и привычно ломали перед ним шапки, когда объезжал он верхом на своем кабардинце все эти Ябедины, Крючковы, Рожновы, Буньковы. В окрестных деревнях редко можно встретить избы, крытые дранью, все больше — под Соломой. Ходили безземельные наниматься в батраки к управляющему покровским имением — степенному латышу Альберту Ивановичу, гнули спины на барских покосах, на жатве, на молотьбе. Поругивали в сердцах нового помещика: мало платит.
А сам-то новый помещик, хоть и платил пощедрей, чем прежние господа, не проявлял большого интереса к полевым работам. Мирился с тем, что каждый год управляющий докладывает про убытки, исчисляемые десятками тысяч рублей. Не очень разбираясь в причинах низких урожаев, потрав лугов и прочих неурядиц, Морозов молча досадовал: «И зачем фабричному хозяину все эти сель-' ские заботы? Продать бы землицу хоть тем же окрестным крестьянам (в рассрочку, конечно) — и гора с плеч! И жить бы мануфактур-советнику в усадьбе Покровском-Рубцово этаким беззаботным дачником».
Ан нет, не согласится на это супруга. Лестно Зинаиде Григорьевне чувствовать себя помещицей, барыней, равной по общественному положению всем этим Маклаковым, Цуриковым, графам Муравьевым — наследственным землевладельцам обширного Звенигородского уезда.
Потому и поддерживала жена Савву Тимофеевича в строительных его затеях. Дорогу — в сторону от Волоколамского шоссе — гравием вымостить, липами обсадить, так чтобы отныне звался тот недавний проселок «Моро-зовским шоссе». Да к самой Покровской усадьбе подъездной путь осенить еловой аллеей, свозя сюда рослые деревья, выкорчеванные в окрестных лесах. Главный господский дом с флигелем соединить заново отстроенным залом. И чтобы были в том зале камины, облицованные майоликой, и яркие витражи на окнах. Все это требовало и хозяйского упорства, и врожденного вкуса, чего Зинаиде Григорьевне не занимать. Эти ее достоинства Савва Тимофеевич ценил высоко. И с легким сердцем прощал жене суетное тщеславие, стоившее порой немалых затрат.