Исполнял женины прихоти, берег ее покой. Сейчас вот, ранней ранью, когда хозяин Покровского купается в реке, хозяйка, наверное, еще почивает или, может быть, уже пьет утренний кофе в постели. А дети-то уж конечно проснулись. Черноглазая Маша — певунья и плясунья — перебирает в своей детской подарки, полученные ко дню рождения. А Тимоша, двумя годами старше сестры, уж конечно тут как тут — мчится босой к речке, минует дощатую купальню — мамино владенье, продирается сквозь заросли ивняка. Завидев одевающегося отца, восклицает с упреком:
— Ну вот, папа, не мог подождать! — И, сбрасывая рубашку, штаны, тараторит обычной своей скороговоркой: — Нашел где купаться... На такой мели... Хочешь, я тебе настоящее место покажу — под Жихаревским обрывом. Там такая ямища — с ручками! Во!.. Там сомы прячутся...
— Постой, постой, Тимофей,— остановил мальчика отец,— поздоровайся сначала.
— Ах да... Доброе утро, папа, я и забыл... Пойдем, папа, завтра к Жихаревскому обрыву. Там и омуты есть, и водовороты...
Плюхнувшись на мелководье, мальчик тотчас вскочил, мгновенно оделся, так и не взявшись за протянутое отцом полотенце. *
— Тысяча слов в минуту,— засмеялся Савва Тимофеевич,— гляжу на тебя, Тимофей, думаю: не выйдет из моего сына адвокат или, скажем, профессор при такой дикции...
— Адвокат, профессор, вот еще,— отмахнулся мальчик,— я охотником буду, в Южную Америку поеду за крокодилами, по реке Амазонке поплыву...
— Смотри не утони, путешественник...
— Не утону... Я нашу Клязьму в Орехове знаешь как переплываю? Пять раз без отдыха... Не веришь?
— Верю, верю... А сейчас давай к дому. Причешись, \ оденься как положено. Вместе Машеньку поздравим. Потом мне и маме гостей встречать.
Для встречи гостей к станции Ново-Иерусалимская -новенькой, отстроенной совсем недавно (Виндавская железная дорога от Москвы до Риги только начала действовать) — из Покровского было подано сразу три эки-
пажа. В английской упряжи (без дуги) красовался вороной рысак Ташкент, еще недавно бравший призы на бегах в Москве. На козлах пролетки, что привезла хозяйку Зинаиду Григорьевну, восседал чопорный Адам Иванович, главный морозовский кучер, в цилиндре и ливрейном - сюртуке с золотыми пуговицами. Парой огненно-рыжих коней, запряженных в линейку, правил Евдоким, этакий ухарь-ямщик в шляпе с павлиньим пером и расстегнутой жилетке поверх кумачовой рубахи. А хозяин — Савва Тимофеевич — держал туго натянутые вожжи, сидя в шарабане рядом с сыном Тимошей. Грызла удила, била копытом гнедая Наяда — резвая четырехлетка, выращенная на покровских заливных лугах.
— Боже, какой парад ты устроил, Саввушка! — расцеловав брата, всплеснула руками румяная Анна Тимофеевна Карпова.
Вместе с нею приехал коллега ее покойного мужа, профессор Московского университета, похожий на дьячка,— с жиденькой бородкой, в очках, Здороваясь с четой Морозовых, он вполголоса назвал свою фамилию:
— Ключевский.
— Добро пожаловать, Василий Осипыч,— Савва Тимофеевич почтительно пожал его руку,— знаю вас в лицо уж много лет, хоть и не имел чести до сей поры быть лично вам представленным. Слушал ваши лекции в нашей альма-матер на Моховой...
— Профессор истории сам являет собой личность историческую,— добродушно комментировала Карпова.
Из вагона вышли еще две совсем молодые пары. Их Морозовы звали уменьшительными именами, как принято среди родственников.
— А где же Ольга Леонардовна с Антоном Павлычем?
Зинаида Григорьевна едва успела спросить, как на
станционной платформе появились еще двое: мужчина — очень высокий и худой, в пенсне на шнурке, в помятой шляпе — и его спутница, элегантная брюнетка под вуалью.
— Вот наконец и они, — обрадовались встречающие, радушно здороваясь с четой Чеховых.
Пока усаживались в экипажи, Антон Павлович спросил хозяйку:
— До вашей вотчины далеко?
— Три версты всего, быстро доедем.
Зинаида Григорьевна улыбнулась:
— А до вашей вотчины, доктор Чехов, и того ближе, рукой подать.— И показала на сверкавший вдали купол Ново-Иерусалимского собора. — Там он, ваш Воскресенск, Антон Павлыч.
— Мой Воскресенск,— Чехов вздохнул,— было время, лечил я там народ когда-то... Таким далеким казался городишко от Москвы... А теперь, смотрите, за два часа докатили по чугунке.
— Испытали и мы эту дальность,— сказал Морозов.— Когда покупали Покровское, ездили сюда лошадьми от Николаевской железной дороги. Однако прошу, господа, поедем...
Разговор о достопримечательностях Ново-Иерусалимской округи возобновился в Покровском, когда гости, слегка отдохнув, собрались к обеденному столу.