Тепегез издал рык и вышел из пещеры. От его рыка содрогнулись горы, семь скал семь раз отозвались, камни на склоне горы сдвинулись и покатились. Тепегез взял в руки палицу и кинулся на юношу. Тот поднял щит, защищаясь от палицы. Тепегез ударил сверху. Щит раскололся; юноша был ранен, но не упал.
Тепегез выхватил свой меч, парень — свой, начали они биться, не могли одолеть друг друга. Пиками кололись; лбами сшибались; боролись, хватая друг друга за пояс. Пики ломались, земля разверзалась, а они не могли одолеть друг друга.
Тепегез зарядил лук, прицелился, выстрелил, ранил юношу в плечо, пролил его алую кровь, поднял свой меч, кинулся на юношу, хотел срубить ему голову, но юноша вывернулся, отскочил, зацепился арканом за ветку большого дерева, сам ухватился за другой конец, раскачался, перепрыгнул на ту сторону реки. Когда Тепегез повернул голову и хотел посмотреть на него своим единственным глазом, юноша снова перепрыгнул на веревке на этот берег. Так он мотался на веревке туда-сюда, а Тепегез своим единственным глазом не мог уследить за ним. Но вот юноша подпрыгнул очень высоко и, в воздухе прицелившись, послал стрелу прямо Тепегезу в глаз.
Тепегез прижал руку к глазу и завопил:
— О-о, мой глаз, о-о, мой глаз! Мой единственный глаз, о-о, мой глаз!
Ослепший Тепегез махал палицей-шестопером направо, налево. От ветра, вздымаемого этими взмахами, едва не валились с ног верблюды.
Юноша добежал до входа в пещеру, окликнул скорчившихся в углу купцов.
— Выходите, — сказал он. — Я ослепил Тепегеза.
Купцы вышли из пещеры. Старый купец, дрожа от стонов Тепегеза, молвил:
— Сынок, ведь там в пещере остались наши товары, наше добро!
— Сейчас я вытащу ваше добро из пещеры, — отвечал юноша и вошел в пещеру.
Тепегез это услыхал.
— Парень, — сказал он, — ты вошел в мою пещеру. Больше ты из нее не выйдешь. Теперь я тебя так запру, что ты, как баран курдюком, пол пещеры вымажешь.
Тепегез кинулся в пещеру. Юноша снял с каменного выступа человечий череп и сунул его в руку Тепегезу. Тепегез решил, что это голова парня, и крепко схватил ее. Парень выскользнул вон и вытащил за собой товары.
Тепегез молвил:
— Парень, ты вырвался?
Юноша ответил:
— Вырвался.
Тепегез едва не лопнул от злости. Он ухватился за известняковый столб и начал его трясти. Задрожали стены пещерные. Юноша, купцы, караван были уже на дне ущелья. Вдруг как будто землетрясение началось. Тепегез расшатал потолок, обрушил его себе на голову. Поднялся немыслимый грохот, рухнуло полгоры. Тепегез остался под камнями, под землей.
Караван прошел Кровавое ущелье, вышел на равнину. Старый купец молвил:
— Храбрец! Ты спас нас от смерти. Выбери себе, что пожелаешь.
Юноша уголком глаза взглянул на шелк, на кумач, на драгоценности и ответил:
— Купцы, добро ваше мне не нужно. А вот этот лук, эту палицу и этого серого жеребца я бы взял.
Купцы смутились. Юноша заметил это и усмехнулся:
— Что, много запросил?
Старый купец сказал:
— Нет, джигит, не много. Но у нас есть один покупатель. То, что ты пожелал, он задумал подарить своему сыну.
Юноша спросил:
— А кто же этот покупатель?
— Из Баятского края, Бейбура-бек, — отвечали ему. — Для его сына везем.
Юноша улыбнулся, ничего не сказал, стегнул своего коня и ускакал. Купцы, опешив, смотрели ему вслед.
— Ей-богу, добрый джигит, совестливый, благородный, — сказали они.
Бейбура сидел в своем шатре, и сын рядом с ним. Прошел слух, что прибыли купцы. Отец с сыном ждали их.
Купцы пришли к шатру. Наклонили головы, поздоровались, увидели, что их избавитель, джигит, сидит справа от Бейбуры, кинулись к нему, стали целовать ему руку. Бейбура нахмурился:
— Что это значит, невежи? — молвил он. — При отце прилично ли целовать руку сыну?
Старый купец спросил:
— Этот джигит — твой сын?
— Да, мой сын.
— Так не сердись, Бейбура, что мы сперва ему руку поцеловали. Если б не твой сын, и товары бы наши пропали, и жизни бы мы лишились. Твой сын храбрец, он сражался за нас.
Бейбура сказал:
— Достаточно ли этого, чтобы дать ему имя?
— Да, и даже больше, — отвечали они.
Пришел Деде Коркут.
— Слушай меня, Бейбура, — молвил он. — Пусть сын твой будет опорой племени. Если он будет переправляться через снежную гору, пусть бог даст ему перевал; если будет переходить через бурную реку, пусть даст переправу. Ты зовешь его ласкательно Бамсы. Пусть имя его будет Бамсы
Бейрек, владелец Серого жеребца! Имя я дал, годы пусть судьба даст…
Баяндур-хан умирал. Рядом с ним были Алл Аруз, Аман, Газан, Карабудаг, Дондар, Бейбура. Бейрек и другие джигиты. Баяндур-хан лежал на ложе своем и говорил через силу:
— Джигиты, послушайте меня, услышьте слово мое. Я должен покинуть сей мир. Не оттого я плачу, что не насладился жизнью, не натешился властью. Не оттого я плачу, что не на коне погиб, не в битве с врагами, а умираю дома, в постели. Я оттого плачу, джигиты, что нет у меня сына, нет брата. Видно, всевышний оставил меня, джигиты: кто мне наследует?
Алп Аруз, Газан и другие в волнении слушали Баяндур-хана.
Баяндур-хан говорил:
— Джигиты, выслушайте мое последнее слово, узнайте мой завет. Дабы после смерти моей не пропала страна, не распалась держава, а недруги, увидев наш народ без главы, не двинулись на нас, нужно, чтобы мой венец и мои земли унаследовал удалой джигит.
Алп Аруз весь напрягся. А Баяндур-хан закончил так:
— Завещаю мой венец и земли зятю моему Газану, сыну Салбра.
У Алп Аруза с усов закапала кровь.
Баяндур-хан смежил веки. Газан вложил ему в руку большой камень. Из последних сил Баяндур-хан сжал в ладони этот камень и умер. Его накрыли черным покрывалом и положили на грудь его зеркало.
Заговорил Гавалдаш. На вершине Высокой горы Бекил развел два костра. Скорбная весть полетела от горы к горе. На вершинах загорались двойные костры.
Тело Баяндура подняли, на его место положили камень. На могиле зажгли свечи, запалили огни.
В логове льва у Белой скалы собрались джигиты. Газан на буром коне стоял лицом к лицу с огузскими всадниками. Джигиты накинули на шею Газану шелковый аркан, скинули его с коня на землю. Газан забарахтался. Джигиты ухватились за концы аркана и стали тянуть. Газан чуть не задохся. Но таков обычай. Таков обряд избрания хана.
В глазах одного из тянувших веревку — Алп Аруза — была такая злоба, будто он и в самом деле готов задушить Газана. Напротив, Бейрек делал это нехотя. Наконец джигиты немного ослабили петлю и спросили Газана:
— Сколько лет сможешь быть нашим ханом?
Газан прохрипел:
— Сколько у меня на лбу написано.
Сняли с шеи Газана петлю, посадили его на войлок, подняли высоко над головами, трижды прокрутили под солнцем. Завершая каждый круг, кланялись ему. Звуки Гавалдаша сопровождали обряд.
Газана отнесли и посадили на трон Баяндура.
Газан сказал:
— Да будет Бейрек моим визирем!
В стороне злобно следил за всем этим Алп Аруз. Он торопливо вытирал усы. С усов его капала кровь.
…Когда стемнело, Алп Аруз шептался в развалинах с человеком под черным башлыком, что-то ему бормотал. Человек под черным башлыком покивал головой, соглашаясь, воровато подкрался к хлеву, содрал с копыт одной из лошадей подковы, перековал ее наоборот, потом сел на коня и тихо удалился. На земле остались следы. Любой, глядя на эти следы, подумал бы, что всадник не отсюда выехал, а сюда приехал.
Кыпчак Мелик был предводителем половцев. Его лагерь размещался на недосягаемой вершине и напоминал орлиное гнездо. У людей этого племени был грозный вид. На них были шубы из шкур диких зверей, на головах — косматые папахи, лица же безволосые. У Кыпчак Мелика тоже было безволосое лицо, а висящая ниже подбородка ленточка бороды делала его похожим на козла.