Лавр очень боялся царя, знал его крутой нрав и вспыльчивость. Ведь недаром про воинственность царя ходили легенды. А больше он боялся, что сыновья его, на этих гулянках, могут что-то произнести такое про царя, хулу какую-нибудь, что будет и не сдобровать, не только им, но и самому Лавру. А опричник царя Кубыть и его соглядатаи в последнее время часто появлялись в их краях. Поэтому Лавр каждую неделю отправлял во дворец царя целый обоз с отборными продуктами. Дворец был далеко, так что только за неделю обоз и добирался до дворца. Но это обоз, а слухи, как известно, бегут быстрее, поперёд себя, особенно если они пойдут гулять про его молодое беспокойное и шумное семейство. Дойдут, а, глядишь, царь и смилостивится, узнав про обозы.
Только-только отправил Лавр в понедельник очередной обоз, как во вторник неожиданно налетела на его хозяйство царская дружина: сожгли и разрушили дом Лавра и дома его сыновей, всех убили, кроме Лавра и его жены, (Кубыть не решился убивать родственницу царя), перебили всех слуг Лавра, скотину частично перебили, а частично угнали. Словом, никого и ничего не осталось в семье и хозяйстве Лавра. Лавр подумал, что царь, всё-таки узнал про гулянки его сыновей, возможно, что и по слухам что-то наплели про их разговоры в сторону царя, о чём Лавр и не знал. И жестокая царская рука тут явно была видна, некому было больше такое сотворить. Ведь не будет же Кубыть сам, по своей инициативе, разорять верного царю слугу. Вот тут он и испугался за свою жизнь: ведь для чего-то оставили его, не убили, как всех. Ну, жену не убили — это понятно, всё-таки родственница она царю, хоть и дальняя, почти вода на киселе. Вероятно, готовили для него что-то особенное. Поэтому он не стал наговаривать на царя и осуждать его за такое дело, а снова стал хвалить царя за его добрые дела, за ум, прозорливость и милосердие. Просто ходил вокруг пепелища и могил своих детей и кричал во весь голос, какой добрый и хороший у нас царь, милостивейший из милостивейших и милостью погоняет.
Вот с такими не очень хорошими для себя вестями и пришёл к царю Кубыть в очередной раз. Кубыть хотел сначала соврать царю, что, мол, Лавр стал о царе говорить плохо. Но не решился, потому что за такое враньё дело могло не ограничиться простой потерей головы. Он знал царя так хорошо, что на обман не решился.
— Ну, а я что тебе говорил, неразумная твоя голова?! Потерял ты свою пустую голову, проспорил. Но я тебя прощаю, потому что ты очень хорошо исполнил мой приказ, совсем сделал нищим и несчастным Лавра. И потому прощаю, что я оказался прав. А Лавра я награжу за верность…
— Во-первых, благодарю тебя, Государь. Моя голова всегда в твоих руках. Но, во-вторых, про Лавра-то я бы сказал так: кубыть его жизни что-то грозило бы, не так бы он запел. А то хозяйство, да и дети, — дело наживное. Тебе с этим просто справиться. Ещё соберёт с твоей помощью, и ещё нарожают с женой. А вот себя-то потерять не захочет. Будет тому дело, не так и заговорит.
Царь призадумался: "Да, верно говорит этот ничтожный Кубыть. Личная жизнь дорогого стоит. По себе знаю".
— Ну, что ж, Кубыть, быть по-твоему! Даю тебе полномочия расправиться с жизнью Лавра, но чтобы он был жив, чтобы я потом с ним мог поговорить. А погубишь его, вот тогда уж пеняй на себя, головы тебе не сносить. Так что его жизнь или твоя голова. Они для меня равны. Ступай и исполняй, что тебе приказано!.
Снова налетела царская дружина во главе с Кубытем на то место, где раньше было богатое хозяйство Лавра. Сам Лавр с женой ютились в землянке, собрали всё, что смогли, на восьми родных пепелищах. Увидел Лавр дружину и понял, что это уже по его душу, что это за его жизнью прибыла его смерть.
Но убивать его не стали, надели на него колодки и оттащили на главную площадь того места, где проживал Лавр. Народу приказали не общаться с наказанным, пищу и воду не давать, только что разрешит сам Кубыть. Мучается Лавр в колодках на жаре, смерти себе призывает. Но никак не хулит царя, хотя и знает, что это всё по его приказу. Не видит за собой никакой вины, поскольку сам никогда против царя не сказал ни одного плохого слова. Хотя мысли его были о царе и другие. Не понимает, чем он так смог насолить царю. Ведь мысли-то его царь уж никак не мог узнать.
Только твот жене его всё это не нравилось. Поэтому она и говорит ему в одно из разрешённых свиданий: