- Ага,- вступил Сергей, доевший свой кусок торта и вытиравший руки бумажной салфеткой. - А потом ведущие попросили исполнить что-то ещё, ну мы и выдали «Мечту номер девять».
- А Джон в тот момент был в Западном Берлине...
В общем молчании Никита пододвинул торт к себе и выбрал самый красивый кусочек.
- Он и услышал. И пришел разбираться как это все получилось...
Наконец-то они поняли, что все так и было, что все серьезно.
- И как вы решили вопрос авторского права?
- По братски. Решили считать, что песню написали мы с Джоном и играть поэтому ее может и он и мы.
- Оказалось, что она ему очень нужна. - пояснил Сергей. - У него сейчас очередной диск готовится к выходу. Все уже скомпоновано, а без этой песни получается дыра в концепции. Не складывается комбинация. Оставалась дыра, которую нужно было чем-то заполнять. Диск осенью выйдет.
- И дальше?
- Договорились сотрудничать. Мало ли как жизнь повернется?
Журналист понял, что с таких хорошо оборудованных позиций нас не сбить и перевел разговор на другое.
- Ну а на родине у вас какие планы?
- Тут у нас все хорошо. Послезавтра будем участвовать в концерте, посвященным Дню Советской Молодежи. А потом думаем поехать куда-нибудь.
- Только вернулись и опять в отдыхать?
- Нет. Не отдыхать. Хотим на БАМ с какой-нибудь агитбригадой съездить.
- Романтики захотелось?
- Нет. Там лес и паровозы, а столбов и грузовиков минимальное количество. А мы их последнее время как-то не переносим...
11.
Дворец Молодежи был для нас местом знакомым. Мы там и играли, и выигрывали, поэтому и чувствовать должны были спокойно, но вот сегодня входя под его крышу мы испытывали чувство некоего внутреннего трепета. Сегодня нам предстояло не просто играть. Сегодня мы планировали свершить в его стенах нечто эпохальное- открыть новое музыкальное направление! А точнее- организовать прорыв в популярной музыке!
В наших разговорах постоянно всплывала тема дедов. Причем говорили мы не только о том, что потеряли, расставшись с ними, но и о тех крохах памяти, которые невесть как остались внутри нас. Что меня, что друзей иногда пробивало странное чувство - хотелось сделать что-то такое... Что-то необыденное, смелое, опережающее время... Такое, что самим нам и в голову бы не пришло. Хотелось как-то по-доброму похулиганить и, что интересно, ни у кого из нас не возникало опасения, что последствия от такого хулиганства будут какие-то неприятные.
Что я, что Никита с Сергеем уверенны были, что не наши это мысли. Мы сошлись на том, что это были остатки тех самонадеянных настроений, что достались нам в наследство от дедов, как прощальный дар.
Так вот то, что мы задумали сделать и было тем самым хулиганством, о котором идет речь.
В тех бумагах, что пошли организаторам концерта в программе за нами записана одна песня. В списке она значились как «Песня о Щорсе».
То, что мы хотели сделать никак нельзя было назвать идеологической диверсией, но определенная смелость для этого определенно была нужна.
Разумеется, нам и в голову не пришло кого-то там обманывать. Мы написали, что будем петь песню о Щорсе и так и сделали. Песню, которую мы хотели осовременить знали все и мы надеялись, что это поможет нам перекинуть мостик от традиционной музыкальной культуры к чему-то новому, небывалому.
В этот раз мы распределили роли по-новому. За барабаны должен был усесться Никита, а Сергею досталась в руки бас гитара. Тот хотел не только спеть свой рэп, но и как получится, станцевать его. Ему нужны были и микрофон и свободные руки. Несколько раз показывал, как собирается двигаться и каждый раз движения казались такими неуклюжими, что хотелось только пожать плечами- ну как такое можно назвать танцем? Несмотря на это, Сергей держался стойко и напоминал, что это он не сам придумал, а его ведет память его деда.
Оставалось надеяться, что обойдется, что мы не пожалеем, и то ощущение правильности поведения не окажется ложным.
Когда нас объявили мы вышли и оглядели зал. Молодежь... Очень много молодёжи. Десяток секунд мы осваивались с инструментами, а потом я шагнул к микрофону. Ощущение, что край сцены передо мной это не просто рубеж, отделяющий артиста от публики, а какой-то обрыв, стало настолько ощутимым, что я попятился и отодвинул стойку с микрофоном немного назад.