— А я для кого работал? Для кого красоту создавал? Не для будущего? А дед твой? А прадед? А прапрадед? А тот, кто церкву срубил, не для будущего работал? Мы-то для будущего работали, а для таких вот кибернетиков история пустой звук… Хочешь, чтоб музыка удобрением была?..
— Дедушка, ты не волнуйся! Ты…
— Как мне не волноваться? Умру! И чтоб глаза мои не видели, как кислоты спускают в реки люди вроде тебя, вроде пользы нам желающие. И рыбы гибнут, и берега чахнут, и птицы покидают гнездовья! С чем останетесь, когда повырубите леса? А? Машина нарисует? Вместо каравая из печи таблетки есть будете?
Я закрыл глаза и сглотнул слюнки, вспомнив запах поджаристой корочки хлеба.
— Дедушка, ты неправ!
— Молчать! Все вам ясно! Работать за вас машины будут! Развлекать вас машины будут! А мучиться за красоту, как я, будешь?
Я подумал, что, конечно, буду мучиться, если в будущем мою любимую электронную машину отдадут на металлолом.
— А что есть Родина, знаешь?
— Родина? Что ж тут знать? Это наши недра, озера, реки, моря, горы, заводы и фабрики, — сказал я, как будто отвечал урок.
— И все? — удивился дедушка.
— А что же еще? — сказал я.
— Бедный ты человек… Голый, одним словом, кибернетик…
— Дедушка! Ты неправильно говоришь о кибернетике. Мы хотим только автоматизировать жизнь человека. Чтобы, например, теряя время, не носить воду, не рубить дрова, не доить коров, не стоять у станка, а заниматься умственным трудом и тоже мучиться. Думаешь, мы не будем мучиться? Будем, еще как! Над дальнейшими разгадками природы! И что плохого, если машина начнет писать стихи, а поэт будет мучиться вместе с нами? И композитор тоже. Ведь после изобретения фотографии людям стало легче! Теперь не нужно никаких художников. Чик — и готово. Так же и с дровами. Нажал кнопку — и тепло.
— И все люди будут чахлыми, как ты? Заморыши, а не человечество! А я хочу рубить дрова, — сказал дедушка упрямо. — Чтобы тело играло и радовалось.
— Вот и пойдешь себе в парк. Там будут аттракционы, ну, вроде «Возьми быка за рога». Выдадут тебе на тридцать копеек пластмассовых дров и руби себе на здоровье, — сказал я.
И вдруг дедушка заплакал. Он смотрел на меня, казалось, ничего не видящими, грустными глазами, и по его щекам текли слезы. У меня защемило сердце от жалости и задрожали губы. Я бросился к дедушке, присел рядом, обнял его трясущиеся плечи и прижался щекой к колючей седой бороде.
— Дедушка, не надо… я ничего не хочу разрушать… ты не думай… успокойся… я только за будущее… я сам теперь люблю рубить дрова!
Дедушка оттолкнул меня.
— Я тоже за будущее… Только человек останется человеком. Ничего не выйдет у таких, как ты. Не может выйти… И дорогу проложат стороной. Добьемся. А ты не внук мне… Да, ты — чужой…
Мне было непонятно, как это в будущем человек может перестать быть человеком и почему это я вдруг перестал быть дедушкиным внуком. Голос у меня срывался от обиды, когда я спросил:
— Тебе лучше? Принести валерьянки? Хотя я и не твой внук…
— Не надо… все прошло… Не снесут такого чуда. Добьемся. Напиться дай мне.
Я принес кружку, зачерпнул воды из ведра и подал дедушке.
15
Вдруг скрипнула калитка. Я обернулся. По дорожке, пригнувшись, чтобы не задевать веток яблонь, к нам подходил парень, лет двадцати пяти, в соломенной шляпе, ковбойке, шортах. Подойдя, он подал мне руку.
— Здравствуйте. Гена. Археолог.
— Егор. Школьник, — сказал я.
— Внук, — объяснил дедушка.
Я подумал: «Ага! Все-таки внук!»
— Будет хандрить, Степан Егорыч, — сказал археолог и присел рядом с дедушкой. — Я звонил в облисполком. Они санкции не давали. Завтра я туда поеду. Уверен, что все будет в порядке. Рита и я уже доску повесили: «Памятник старины. Охраняется государством. За порчу штраф и позор». Так и написали. А вы себя поберегите.
— «Поберегите». Подъедет бульдозер. Чик и — нету… долго ли им, кибернетикам. — Дедушка кивнул в мою сторону.
— Вы — кибернетик? — спросил меня археолог.
— Интересуюсь, — сказал я.
— Машина у него будет песни писать и музыку сочинять, — сказал дедушка.
— А вы любите музыку? — спросил археолог.
— Нет, — сказал я. — Я люблю науку.
— Позвольте, позвольте! — Археолог пригнул голову и часто заморгал глазами, собираясь ринуться в спор. — А вы знаете, что если физики, химики, биологи, математики и так далее с каждым открытием только еще подходят все ближе и ближе к постижению гармонии мира, то искусство, например, музыка, уже сейчас пробуждает в нас чувство этой гармонии, — он торжественно поднял руку и, как заклинание, прошептал, — гармонии мира!