Сегодня мне повезло. На тайнике висел маленький замочек, а дедушка неотрывно смотрел в газету. Все время, пока я объяснял доводы, по какой причине Олега и Игоря следует переселить в другой кубрик, он, не поднимая головы, читал статью и курил. Я даже подумал окликнуть его, либо попробовать говорить громче, но благоразумие остановило. Я знал, что он все слышит. Меня могли слышать даже те, кто жил за соседней стенкой.
Когда моя речь подошла к концу, и уверенность в себе поугасла, дедушка поднял голову и глянул на меня глазами полными фальшивого терпения.
— Ты знаешь историю про двух лягушек, попавших в стакан молока? — он смотрел на меня, будто намекая, кто здесь кто. — Болтались, болтались две лягушки, пока одна из них не пошла на дно.
— Я знаю эту историю, но к нам она не относится.
— Ошибаешься, — он включил настольную лампу.
В канцелярии стало светлее, но все же, часть жуткого влияния, сконцентрированного здесь повсеместно, продолжала меня пугать.
— Одна из лягушек долго терпела то, что ей не хотелось, — объяснил дедушка.
Дым выходил у него изо рта и носа, и иногда его лицо пропадало из виду. Если добавить ко всему густую тень, расположившуюся на нем подобно черному плащу, то можно сказать, что дедушку я видел, как героя на экране телевизора с испорченной антенной.
Он затянулся, облокотился на стол, и я подумал, что он его либо перекинет, либо развалит. И вдруг дедушка вспыхнул.
— Я не хочу тебя видеть здесь с вопросами подобного рода! — рявкнул он, и от страха у меня подогнулись колени. — Если еще раз тебе в голову придет идея высказать свое мнение о тех товарищах, с которыми я тебя поселил, хорошенько подумай, болван!
Дедушка с размаху всадил сигарету в пепельницу. Несколько окурков выпрыгнули из нее и рассыпались по газете. У меня в горле застрял ком, и как я не старался ободриться, в канцелярии это не получилось.
— Пошел вон отсюда!!! — выкрикнул он, и все закончилось.
Я вышел из канцелярии и несколько секунд простоял под дверью. На душе висел камень. Я изначально знал, что совершаю ошибку. Мы с Мишей словно отважились на риск, который оправдался. И если бы дедушка умел забывать какие-либо вещи, произошедшие в далеком прошлом, то у меня бы появилась надежда, что его внимание к нам не усилится. Но у дедушки была прекрасная память, вопреки тяжелой службе, Афганской войне и алкоголю.
Я зашел в кубрик. Миша лежал на кровати, выуживая дорогие минуты спокойствия. Олег и Игорь разошлись по домам. Возможно, кто-то из них сейчас наслаждался последними днями на море, а мы наслаждались тем, что их не было рядом. В это сложно поверить, но такое чувство, действительно, доставляет удовольствие.
Услышав мои шаги, Миша подскочил.
— П-получилось?
— Нет.
— Что он ск-казал?
— Сказал, что если согласится на одно переселение, то к нему потянутся другие, — соврал я.
Миша опустил голову. В нем горела маленькая надежда. Сейчас от нее не осталось и следа.
— Лучше забыть обо всем этом, — я облокотился на кровать наших товарищей, и в нос ударил кислый запах пота.
Кровати Олега и Игоря были различны.
Олег никогда не менял постельное белье, и его простыни и наволочки отливали едким желтоватым цветом. Олег предпочитал заправлять их только при угрозе проверки кубриков. В другое время его половина кровати представляла собой мятый ком из вороха одеяла и всунутой меж прутьев подушки. Игорь же менял постельное белье при каждой удобной возможности. Чаще всего он просил сделать это Мишу или меня, если мы шли в сторону прачечной. Сам Игорь туда не ходил даже будучи в компании друзей. Наверное, считал неподобающим для своего статуса. Если Игорь замечал, что на его кровати кто-то сидел или лежал, претензии сыпались горой, поэтому каждое утро, заблаговременно до его прихода, мне или Мише приходилось заправлять кровать заново. Игорь в противовес Олегу был на редкость чистоплотным. Причем чистоту вокруг себя он редко поддерживал своими силами. Чаще всего это делал кто-то за него. Например, мы, родители или еще кто-нибудь.
— Они местные, — добавил я. — Будем надеяться, что со временем они переедут домой.
— Точно.