Дедушка
Действие происходит в 1816 году{1}, во Франции, в доме зажиточной крестьянской семьи. Просторная комната, окнами в сад. Косой дождь. Входят хозяева и незнакомец.
ЖЕНА: …Пожалуйста. Тут наша гостиная… МУЖ: Сейчас мы вам вина дадим.(К дочке.)
Джульетта, сбегай в погреб, — живо! ПРОХОЖИЙ:(озирается)
Ах, как у вас приятно… МУЖ: Вы садитесь, — сюда… ПРОХОЖИЙ: Свет… Чистота… Резной баул в углу, часы стенные с васильками на циферблате… ЖЕНА: Вы не вымокли? ПРОХОЖИЙ: Нисколько! Успел под крышу заскочить… Вот ливень так ливень! Вас я не стесняю? Можно здесь переждать? Как только перестанет… МУЖ: Мы рады, рады… ЖЕНА: Вы из наших мест? ПРОХОЖИЙ: Нет — странник я… Недавно лишь вернулся на родину. Живу у брата, в замке де Мэриваль… Недалеко отсюда… МУЖ: А, знаем, знаем…(К дочке, вошедшей с вином.)
Ставь сюда, Джульетта. Так. Пейте, сударь. Солнце, — не вино! ПРОХОЖИЙ:(чокается)
За ваше… Эх, душистое какое! И дочь у вас — хорошая… Джульетта, душа, где твой Ромео? ЖЕНА:(смеется)
Что такое — "Ромео"? ПРОХОЖИЙ: Так… Она сама узнает когда-нибудь… ДЖУЛЬЕТТА: Вы дедушку видали? ПРОХОЖИЙ: Нет, не видал. ДЖУЛЬЕТТА: Он — добрый… МУЖ:(к жене)
Где он, кстати? ЖЕНА: Спит у себя — и чмокает во сне, как малое дитя… ПРОХОЖИЙ: Он очень стар — ваш дедушка? МУЖ: Лет семьдесят, пожалуй… Не знаем мы… ЖЕНА: Ведь он нам не родня: мы дедушкой его прозвали сами. ДЖУЛЬЕТТА: Он — ласковый… ПРОХОЖИЙ: Но кто же он? МУЖ: Да то-то оно и есть, что мы не знаем… Как-то, минувшею весною, появился в деревне старец, — видно, издалека. Он имени не помнил своего, на все вопросы робко улыбался… Его сюда Джульетта привела. Мы накормили, напоили старца: он ворковал, облизывался, жмурясь, мне руку мял с блаженною ужимкой, — а толку никакого: видно, разум в нем облысел… Его мы у себя оставили, — Джульетта упросила… И то сказать: он неженка, сластена… Недешево обходится он нам. ЖЕНА: Не надо, муж, — он — старенький… МУЖ: Да что же, — я ничего… так, — к слову… Пейте, сударь! ПРОХОЖИЙ: Спасибо, пью; спасибо… Впрочем, скоро домой пора… Вот дождь… Земля-то ваша задышит! МУЖ: Слава Богу! Только это одна игра — не дождь. Глядите, солнце уж сквозь него проблескивает… эх!.. ПРОХОЖИЙ: Дым золотой… Как славно! МУЖ: Вот вы, сударь, любуетесь — а нам-то каково? Ведь мы — земля. Все думы наши — думы самой земли… Мы чувствуем, не глядя, как набухает семя в борозде, как тяжелеет плод… Когда от зноя земля горит и трескается, — так же у нас ладони трескаются, сударь! А дождь пойдет — мы слушаем тревожно — и молим про себя: "шум, свежий шум, не перейди в постукиванье града!.." И если этот прыгающий стук об наши подоконники раздастся, — тогда, тогда мы затыкаем уши, лицо в подушки прячем, — словно трусы при перестрелке дальней! Да — немало у нас тревог… Недавно вот — на груше червь завелся — большущий, в бородавках, зеленый черт! А то — холодной сыпью тля облепит молоденькую ветвь… Вот и крутись! ПРОХОЖИЙ: Зато какая гордость для вас, какая радость, — получать румяное, душистое спасибо деревьев ваших! ЖЕНА: Дедушка — вот тоже — прилежно ждет каких-то откровений, прикладывая ухо то к коре, то к лепестку… Мне кажется, — он верит, что души мертвых в лилиях, в черешнях потом живут. ПРОХОЖИЙ: Не прочь я был бы с ним потолковать… люблю я этих нежных юродивых… ЖЕНА: Как погляжу на вас — мне ваших лет не высчитать. Как будто не молоды, а вместе с тем… не знаю… ПРОХОЖИЙ: А ну прикиньте, угадайте. МУЖ: Мирно вы прожили, должно быть. Ни морщинки на вашем лбу… ПРОХОЖИЙ: Какое — мирно!(Смеется.)
Если б все записать… Подчас я сам не верю в свое былое! От него пьянею, как вот — от вашего вина. Я пил из чаши жизни залпами такими, такими… Ну и смерть порой толкала под локоть… Вот, — хотите вы послушать рассказ о том, как летом, в девяносто втором году, в Лионе, господин де Мэриваль, — аристократ, изменник, и прочее, и прочее — спасен был у самой гильотины? ЖЕНА: Расскажите, мы слушаем… ПРОХОЖИЙ: Мне было двадцать лет в тот буйный год. Громами Трибунала я к смерти был приговорен, — за то ли, что пудрил волосы{2}, иль за приставку пред именем моим, — не знаю: мало ль, за что тогда казнили… В тот же вечер на эшафот я должен был явиться, — при факелах… Палач был, кстати, ловкий, старательный: художник, — не палач. Он своему парижскому кузену все подражал, — великому Самсону{3}: такую же тележку он завел и головы отхваченные — так же раскачивал, за волосы подняв… Вот он меня повез. Уже стемнело, вдоль черных улиц зажигались окна и фонари. Спиною к ветру сидя в тележке тряской и держась за грядки застывшими руками — думал я, — о чем? — да все о пустяках каких-то, — о том, что вот — платка не взял с собою, о том, что спутник мой — палач — похож на лекаря почтенного… Недолго мы ехали. Последний поворот — и распахнулась площадь, посредине зловеще озаренная… И вот, когда палач, с какой-то виноватой учтивостью, помог мне слезть с тележки — и понял я, что кончен, кончен путь, тогда-то страх схватил меня под горло… И сумрачное уханье толпы, — глумящейся, быть может, (я не слышал), — движенье конских крупов, копья, ветер, чад факелов пылающих — все это как сон пошло, и я одно лишь видел, одно: там, там, высоко в черном небе, стальным крылом косой тяжелый нож меж двух столбов висел, упасть готовый, и лезвие, летучий блеск ловя, уже как будто вспыхивало кровью! И на помост, под гул толпы далекой, я стал всходить — и каждая ступень по-разному скрипела. Молча сняли с меня камзол и ворот до лопаток разрезали… Доска была, — что мост взведенный: к ней — я знал — меня привяжут, опустят мост, со стуком вниз качнусь, между столбов ошейник деревянный меня захлопнет, — и тогда, тогда-то смерть, с грохотом мгновенным, ухнет сверху! И вот не мог я проглотить слюну, предчувствием ломило мне затылок, в висках гремело, разрывалась грудь от трепета и топота тугого, — но, кажется, я с виду был спокоен… ЖЕНА: О, я кричала бы, рвалась бы, — криком пощады я добилась бы… Но как же, но как же вы спаслись? ПРОХОЖИЙ: Случилось чудо… Стоял я, значит, на помосте, рук еще мне не закручивали. Ветер мне плечи леденил. Палач веревку какую-то распутывал. Вдруг — крик: "пожар!" — и в тот же миг всплеснуло пламя из-за перил, и в тот же миг шатались мы с палачом, боролись на краю площадки… Треск, — в лицо пахнуло жаром, рука, меня хватавшая, разжалась, — куда-то падал я, кого-то сшиб, нырнул, скользнул в потоки дыма, в бурю дыбящихся коней, людей бегущих, — "Пожар! пожар!" — все тот же бился крик, захлебывающийся и блаженный! А я уже был далеко! Лишь раз я оглянулся на бегу и видел — как в черный свод клубился дым багровый, как запылали самые столбы и рухнул нож, огнем освобожденный! ЖЕНА: Вот ужасы!.. МУЖ: Да! Тот, кто смерть увидел, уж не забудет… Помню, как-то воры в сад забрались. Ночь, темень, жутко… Снял я ружье с крюка… ПРОХОЖИЙ: