Выбрать главу

Отец обернулся в мгновение ока. На сей раз мать не изводит его попреками. Он вывалил на стол наши подарки и с благоговением ждет, пока мы с Паблито освобождаем их от пышной, обвязанной лентами упаковки.

Мне — ручка и карандаш со вставным грифелем, отделанные серебром, Паблито — кожаный портфель с его инициалами.

— Как всегда! Дедушка вас балует, — вскричал отец.

— Это дорогие вещи, — отзывается и мать. — Я дам их вам, когда вы подрастете.

Возвратившись в нашу спальню, мы пытаемся отвлечься. Паблито выстраивает оловянных солдатиков против ковбоев и индейцев. Я играю с Лелантой, куклой, которую мне еще давно подарила моя бабушка Ольга. Леланта — мой товарищ по несчастью. Летом я беру ее с собой на пляж, а еще лучше — на острова Лерен. Мы с ней плаваем в бухточках, где я так люблю купаться, вместе сохнем на солнце, она становится моей близкой подругой. Дома, когда в мыслях моих вьется слишком много черных бабочек, я собираю ее одежду, запихиваю в маленький чемоданчик, сжимаю ее в объятиях и шепчу ей на ушко: «Ну все, хватит. Уйдем отсюда и заживем…»

Наше бегство — это всего лишь несколько шагов по улице Шабрие, слишком уж быстро порыв к свободе заглушается сожалениями об оставленных маме и особенно брате Паблито.

Еще мне нравилось оперировать Леланту. Кухонным ножом я вскрывала ей живот, опустошая все нутро. Мне ассистировал брат, руководивший каждым моим движением и наконец выдававший диагноз.

— Определенно, это все от нервов, — говорил он с мрачным видом. — Нужно вырвать у нее, что ее так мучит.

То же, что так мучило нас.

Рождество в детстве — это еще и моя бабушка Ольга. Я была маленькой, но уже знала, что в этот день, как и каждое воскресенье, она приедет из Канна на автобусе, позавтракает с нами и уедет прежде, чем начнет темнеть. На Рождество она всегда привозила маленькую елочку, завернув ее в газетную бумагу, чтобы по дороге не осыпались иголки. Мы смотрели, как она распаковывала елочку, вешала на нее гирлянды и шары, которые с хитрым видом доставала из сумки, и устанавливала ее в углу спальни. Потом она преподносила каждому из нас по подарку: ящик оловянных солдатиков и игрушечные автомобильчики для Паблито, плюшевого зверька или обычную куклу, настоящую, которую я могла трогать, ласкать, тормошить, и никто не приказывал мне сперва вымыть руки.

Моя бабушка Ольга останется для меня идеалом бабушки, чем-то вроде волшебницы, обладавшей даром сглаживать все трудности, приручать демонов, обуревавших мать, поддержать авторитет отца, внести тихую гармонию. Мы любили запах ее духов, ее мелодичный акцент, изящество движений, ласковые заботливые глаза и уважение к другим

Позже, когда мы приходили навестить ее в клинике, где ей суждено было окончить свои дни, я никогда не слышала от нее жалоб на зло, причиненное ей дедушкой. Она говорила только, что он был очень большим художником и настанет день, когда мы сможем стать такими же большими, как и он. А когда Паблито сказал, как ему надоело, что люди вечно называют его «малышом Пикассо», и принялся посмеиваться над дедушкиным ростом, она ответила так:

— Сейчас ты маленький внук большого художника, но скоро ты станешь большим внуком маленького художника. Потерпи же немного.

Она всегда внимательно выслушивала жалобы матери, соглашалась с любым замечанием, а взрывы материнских эмоций уравновешивала добрым советом, высказанным очень спокойно. Она ободряла ее, утешала в горестях, прощала все злые слова и дела.

«Ну, ну, выше голову, Мьенна. Все уладится».

У нее был ответ на все жизненные «почему».

Это было моим счастьем — иметь такую бабушку, а поскольку она по рождению принадлежала к расе господ, никто не имел права бесчестить ее имя и, уж разумеется, не те иуды, кто, с целью ублажить «эго» Пикассо, считал себя обязанным шельмовать достойнейшую женщину, каковой она всегда была.

Слишком много чести для них — называть их имена. Проявим снисхождение к тому злу, которое они причинили Ольге Хохловой, единственной женщине, по-настоящему любившей Пикассо.

Слава Богу, я не из тех «экспертов», кто, восторгаясь творчеством Пикассо, так и норовит порвать в клочья бабушкин образ. В отличие от них, я прекрасно обхожусь без самолюбования и не отличаюсь низкопоклонством, и, если при мне говорят о гениальности Пикассо, мне так и хочется ответить: «Да, он был гений. Но — гений зла».

Моя бабушка, Ольга Хохлова, родилась 17 июня 1891 года в городе Нежине, на Украине, и была дочерью полковника императорской армии. Страстно увлекшись танцем и происходя из среды, не очень-то приветствовавшей такого рода занятия, она завоевала славу, порвав с семьей и последовав за труппой Русских балетов Дягилева по всему миру.