– Что это такое было? – спросил я Никиту. – Что это за самодеятельность? Ты представляешь, что, будет, если выяснится, что песня уже написана?
– Да ничего не будет, – хладнокровно ответил он. – Ни-че-го…
Он смотрел на меня спокойно-спокойно, и я сам остыл.
– Думаю, что такой песни еще нет.
– Почему?
– Такую не прячешь. Если б она была, то её наверняка уже крутили бы по радио…
Вообще-то он был прав. Такие песни в это время на полку не кладут. Если уж она до нашего времени дожила, то уж тут-то тем более – должна звучать из каждого утюга.
– Тем более говорили же мы о том, что надо выше подниматься? – продолжил Никита. – Говорили! А вот это хороший ход. Он нас наверняка запомнил.
– Ну а дальше что? Что с песней? Не наша эта сфера – комсомольская песня.
– А дальше можно так, – сказал Сергей. – Читал я когда-то о том, как Алла Борисовна пыталась анонимно музыку сочинять. Почему – не знаю. Может быть стеснялась, а может быть что-то еще. Так вот чтоб никто не смог понять, что музыка её, она придумала себе псевдоним. И появился на свете композитор Борис Горбонос. Вот и мы можем пойти тем же путем.
– Изъяснись…
– Композитор Борис Горбонос… Слышали такую фамилию?
Я пожали плечами.
– Так вот! Пугачева писала свои песни, а всем говорила, что её автор Борис Горбонос. Я когда-то даже фото видел, где она была загримирована под мужика. С усами!
– Да при чем тут это?
– Создадим виртуального автора. Поэта и композитора. Допустим… Зябликова. И станем приписывать ему все сомнительные произведения. У нас, я думаю, такие еще будут. Он пишет и нам присылает. А с нас и взятки гладки… А чтоб не обижать Пахмутову и Добронравова, можно отправить им текст и ноты песни «Молодого Ленина…» письмом от того самого Зябликова. Если окажется, что они уже написали и только припрятали песню до случая, то они посчитают это мистикой, а нас не найдут и песня останется их. А если песни еще нет, то…
– То её сочинил мы! А если вдруг спросят, о чем мы про такую замечательную песню узнали, то скажем – «Нам письмо пришло от товарища Зябликова»!
Мы смотрели друг на друга, прикидывая то так, то эдак. Действительно, Сергей предложил очень хорошую схему.
– Идея хорошая. Только вот Зябликов – это как-то неярко… Такой может быть и в самом деле существует. Фамилия как фамилия.
– А что тогда?
– А тогда надо какое-то погоняло придумать, чтоб даже издали было видно, что кто-то притворяется человек, защищает свое инкогнито… Что-то вроде..
Он покрутил головой, словно хотел отыскать искомое на стенке вагона. Там висела табличка со стрелкой «Вагон-ресторан».
– Вагонов-ресторанов? – предположил я. – Аркадий Петрович Вагонов-Ресторанов…. Звучит?
– А почему нет? – вмешался Никита. – Если Петров-Водкин был, то почему не быть Вагонову-Ресторанову?
– Ну что-то типа этого, – согласился Сергей. – Я бы предложил что-то менее вызывающее… Что-то вроде Моцартов или Чебурашников. Должно быть что-то такое, что всем было понятно, что это – ширма. Фикция…
– Жаль фамилия Мурадели занята, – мечтательно сказал Никита. – Это было бы самое то, что нужно. Второго такого не встретишь…
– В общем надо подумать. В идее что-то есть!
– А если пристанут с ножом к горлу, чтоб срочно написать, – продолжил он,-то так и скажем. «Пришло письмо, а там – текст и музыка…»
– Ага. И многозначительно подморгнем. Типа, сами понимаете, что слова эти только проявление нашей скромности…
Я засмеялся.
– Знаете такую даму как Голда Меир?
– А то!
Сергей усмехнулся и пропел кусочек из Высоцкого:
Это же Премьер министр Израиля!
– Верно… Так вот она говорила…
– Говорила?
Я отмахнулся от провокационного вопроса.
– Ну или потом скажет, какая нам-то разница? Так вот она на вопрос о наличии у Израиля атомной бомбы говорила так: «У Израиля нет никакой атомной бомбы. Но если на нас нападут, то мы её применим!» Вот и мы, получается также. Песни у нас нет, но мы её споём.
Решение было принято, и мы вернулись в купе к продолжавшимся веселиться товарищам. Мы пели, но меня продолжала мучать мысль – во что выльется нас разговор с главой советского Комсомола? Не переборщили ли мы? Не перегнули ли палку?