Когда Никита закончил, то передал лист хозяину, а тот переадресовал его Кобзону.
Несколько секунд Иосиф Давыдович покачивая в каком-то медленно ритме головой читал музыку.
– Ну и как? – спросил Вознесенский. – Впечатляет?
Кобзон кивнул. Движение было несколько замедленным, отстраненным. Он словно играл музыку внутри себя и прислушивался к ней, прикидывая как придется петь…
Не слова не говоря, подошёл к роялю. Несколько секунд глазами он читал ноты, потом отложил лист и начал… Он пел как Кобзон. В его исполнении не было привычных нам интонаций Караченцова, но это и было неплохо. Песня звучала по-другому, но она звучала, словно повернувшись к нам иной, не известно нам, стороной.
– Жаль, что нет гитары, – сказал я. – С гитарой и пианино это получилось бы еще лучше….
– Гитара есть…
Хозяин вышел в другую комнату и вернулся оттуда с инструментом в руках.
– Это мне испанские товарищи подарили, – сказал он. – Попробуйте в два инструмента.
Он протянул инструмент ко мне.
Она была прекрасна. Глядя на обводы корпуса, я невольно вспомнил те движения, которые делал Серега руками, когда описывал нашу потенциальную солистку с музыкальным образованием…
Шестиструнная «Кремона»… Лакированная, концертная гитара. Я не знаю сколько она сейчас стоит и даже не знаю можно ли было купить её у нас. По крайней мере в музтоварах на Неглинной улице я такую не видал.
Я подстроил инструмент, и мы с Кобзоном сыграли дуэтом. Все-таки честь и хвала настоящим создателям, не нам, кто её присвоил, а настоящим.
– Ну и как? – спросил хозяин дома у Кобзона. – Сомнения отпали?
Я посмотрел на него, ожидая объяснений, и они последовали. Какие сомнения? В чем?
– Иосиф Давыдович сомневался, что школьникам по силам написать такое.
Я посмотрел на Кобзона.
– Вы там были, на концерте? Вы слышали?
Тот отрицательно покачал головой.
– Нет. Но тот, кто слышал, говорил о песни в превосходных степенях. В стихах Андрея Андреевича я был уверен, но вот в музыке…
Он прижал руку к сердцу.
– Извините за недоверие.
Его руки снова почнулись к клавишам, и он проиграл несколько тактов.
– Мне нравится, – наконец сказал певец. – И даже очень…
Он говорил медленно, и я видел, что за словами скрывается работа мысли. Он что-то прикидывал, соображал. Решение, которое в нем зрело проявилось одной фразой.
– Я её возьму.
– И нас не спросите? – спросил Сергей. Кобзон посмотрел на него, потом на нас. Я посмотрел на нас его глазами – глазами взрослого, успешного человека. Кто он и кто мы? Школьники, для которых просто факт того, что на них обратили внимание такие люди должен не просто греть душу, а напрочь сжечь её от избытка благодарности, а певцу.
Но мы-то были другими. Увидев мою улыбку, он посерьезнел и сказал явно не то, что хотел изначально:
– У меня через пару месяцев на «Мелодии» выходит пластинка. Гигант. И я хотел бы эту вашу песню записать для неё. Андрей Андреевич возражать, думаю не станет.
Он вопросительно посмотрел на хозяина дома. Тот в ответ улыбнулся.
– Ты давай не со мной, а со всем нами договаривайся…
Мы молчали, не готовые к этому предложению. Лестно, конечно. Сам Кобзон… Но уж песня-то сильно лирическая.
– Ну, что, молодые люди… – Сказал поэт. – Доверим товарищу Кобзону вывести песню в люди?
Мы смотрели друг на друга, понимая, что у этого хода есть и плюсы, и минусы.
– Хорошо, – наконец принял решения Никита. – Если мои друзья не возражают – попробуйте…
Мы с Сергеем кивнули. Певец принял наше согласие как должное. Иного он и не мог предположить. Благожелательно глядя на нас, он продолжил:
– Признаюсь, что никак не мог предположить, что таким молодым людям удастся написать музыку без барабанов!
– Нам?
– Да. Вы ведь, я полагаю, школьники?
– К счастью уже нет. Как раз сегодня для нас отзвучал «Последний звонок».
Он усмехнулся, думая, что понимает переполнявшие нас чувства.
– Поверьте, вы еще не раз будете с тихой радостью в душе вспоминать школьную пору… Мальчики, девочки, школьные парты, запах мела…
Он вздохнул с легким сожалением.
– Ну, – сказал Никита. – А я думал, что ностальгия у Народных Артистов не встречаются. Думал, что у них все так хорошо, что нет времени поностальгировать…
– Ну, тут вы мне льстите. Я не Народный артист.
– Значит будете, – убеждено сказал я. – И все основание для этого убеждения у мня были.