— И чем они нам удивят? — сказал я. — Неужели и они «Катюшу» исполнят?
Они и впрямь удивили…
По первым аккордам я не понял, что звучит, но когда они рванули от самой своей широкой сумрачной немецкой души…
Слов мы, разумеется, не разобрали, но нам и мелодии хватило. Они пели «Я свободен». На немецком…. Языка мы не понимали, но песня летела. Да и звучала, пожалуй, не хуже, чем на русском. Все-таки правильная аранжировка — великая сила… Они услышали только мелодию, но сумели сделать глубже, трагичнее. Профессионалы…
Люди вокруг нас стихли, принимая новую песню, вслушиваясь в слова, а голоса накалом эмоций рвали воздух над площадью.
Когда песня кончилась, народ на площади взревел. Сергей, стряхивая очарование песни, сказал:
— Надо будет попросить, чтоб перевезли… Любопытно, что у них с текстом получилось?
— Они что запомнили её? — спросил Никита. — Ты же всего раз её сыграл?
Пока песня звучала я думал о том же и, кажется, нашел ответ.
— Наверное была включена запись, — сказал я. — Надеюсь, что они не присвоят нашу песню.
Кто-то их гитаристов сказал несколько слов, и толпа на площади одобрительно взревела, девушка-переводчик сказала.
— Ребята просит поднять вас всех на сцену. Зрители хотят видеть авторов этой песни.
Мы вышли вперед и встали рядом с музыкантами. Внизу, под нашими ногами ширился шум, вспыхивали огоньки сигарет.
— Вудсток… — сказал Никита.
Клаус услышал и хмыкнул.
— Jam? — предложил он. И тут же поправился, показывая возросшее знание русского языка. — Сбацаем?
Мы переглянулись. А почему бы и нет? Это ведь и есть дружба народов. Мир-дружба-жвачка. Мы делимся со всем миром песнями и радостью, что даёт людям хорошая музыка. Разве не для этого мы сюда приехали? Разве не за этим нас туда послали? Как совсем недавно говорил наш Секретарь — «Показать лучшие образцы советской молодежной музыки…» Вот они и есть! Сейчас и покажем.
— Ну что? Попробуем? — спросил я. Настроение было подходящим. Вокруг плескалась море искренней радости и дружелюбия. Молодые люди улыбались, одобрительно хлопали в ладоши. С кивнул и жестом попросил гитару.
— Про Ленина? — предложил Сергей, поворачиваясь, чтоб пойти сесть за барабаны. — Или думаете, рано…
— Рано, — сказал Никита. — Там слова нужно будет Тяжельникову показать.
— Ты оригинальные слова помнишь?
— Помню.
— А какие там могут быть вопросы? — удивился я. — Проблем не должно быть.
— Нет. Все равно не стоит. Давайте что-нибудь из старенького…
— Тогда давайте «Элис»…
— В смысле «Машу»?
— Да…
И мы дали «Машу»… Мы пели, разумеется, на языке «родных осин», но после второго куплета позади нас собрались пудисовцы и показали, что хотят присоединиться. Мы освободили места около микрофонов, продолжая играть, а те продолжали песню на языке сосисок, тушеной капусты и хорошего пива. Только теперь речь шла о Гретхен. Как раз, как и в том варианте, что мы пели в посольстве ГДР.
Половина зрителей понимала, о чем речь, а те, кто не владел ни русским, ни немецким просто радовались ритмичной музыке…
Мы сыграли еще парочку песен и вернули инструменты хозяевам. Пора было обживать номер, который станет нашим домом почти две недели…
Темнота не остановила веселья и Берлин веселился. По улицам бродила молодежь, группируясь около кафешек под разноцветными полотняными зонтиками. Издалека, с площади, долетали звуки танцевальной музыки — молодёжь во все времена остается молодежью. В этот вечер прогрессивная молодежь планеты веселилась. Политические мероприятия, начинались после открытия Фестиваля, а оно должно будет произойти только завтра.
В номере Никита сразу уселся к столу и достал блокнот. Понятно для чего. Поручение ЦК Комсомола требовало исполнения.
— Ты там давай без ошибок, — сказал Сергей. — А то из институтов повыгоняют…
Никита только плечом дергал — мол не мешайте, раз не помогаете и на секунду задержавшись начал записывать слова новой нашей песни. Много времени это не заняло. Он передал лист мне. Текст был, как я помнил максимально близок к оригиналу, только в нескольких местах виднелись пустые места. Я вопросительно поднял глаза на него.
— Что-то вспомнишь? — сказал Никита. — Если не вспомнишь, то придется что-то придумывать.
Взяв у него ручку вписал два слова и передал листочек Сергею. Тот посмотрел, пожал плечами, вернул листок на стол.
— Понятно. Тогда так…
Никита прошелся по номеру от окна с двери и вписал недостающие слова.
— Вот с этим можно и к Тяжельникову.