Мы играли и свое, и чужое. Пели и на русском, и на английском, а ближе к концу мероприятия появился секретарь Саша, а с ним ребята из «Пудиса» и еще несколько незнакомых нам человек. Саша знаком попросил нам прерваться.
— Есть слова, — сказал наш секретарь. — Не хотите попробовать?
Ребята из «Пудиса», стоявшего у него за плечами и слушавшие переводчика кивнули.
— Без репетиций? — удивился я.
— Мы репетировали, — важно сказал Саша. — У нас все получилось…
Мы переглянулись, пожали плечами. Для него это было выполнение комсомольского поручения, а для нас только радостью. За свой кусочек песни мы отвечали.
— Хорошо… Не вижу препятствий.
Впереди три микрофонные стойки. Я щелкнул пальцем и звук улетел в зал.
— Премьера песни! — объявил я. — В нашем мире есть много вещей, которые помогают людям лучше понимать друг другу. Песни — одно из них.
Я нашел взглядом нашего блондина и махнул ему рукой, тот взмахнул в ответ.
— Мы написали новую песню, которая может подружить всех нас, людей, всего мира. Понять слова несложно. Вы их наверняка поймете….
Народ радостно загомонил.
Не дожидаясь тишины, я негромко начал, но электроника делал свое дело, разнося голос по всему залу.
Никита сделал шаг вперед и подхватил:
Люди на танцполе притихли, вслушивались в слова. Сообразили, что не танцевальная вещь звучит. Шум потихоньку стихал. И верно — такие слова имело смысл обдумать.
Мы спели куплеты и неожиданно получили поддержку от Саши. Оказалось, у него неплохой голос.
Следом в дело вступили немцы из «Пудиса». Смысл слов никто из нас точно не понимал, но наверняка это был все тот же поэтический перевод Никитиного текста. Они пропели, но и этим дело не ограничилось! Музыкально-политический конвейер продолжил крутиться! Саша заработал как дирижёр.
У пришедших с ним людей в руках появлялись листки со словами, и наша песня зазвучала на разных языках. Мы играли. А народ пел. Слава Богу и Крису Кельми, музыка входила в мозг «на раз».
Рядом с нами выходили ребята и девчонки и по одной строке выпевали нашу песню. Музыка раскачивала толпу.
Подчиняясь ритму, люди у сцены начали обхватывать друг друга за плечи и раскачиваться.
Немцев тут было большинство, и они подхватили припев. Потом вышло двое англичан и француженки… На сцене смешались все языки и голоса.
Если помните, одна из строк припева случала так: «Будет новый мир и в нем — социализм!» и теперь, сообразив, что к чему, люди даже не знавшие иностранных языков выпевали это одинаково звучащее на всех языках слово — «Социализм»…
Каждый пел, что помнил, но ведь слово «социализм» звучало одинаково на всех языках и это слово поднималась из глубины и волной накатывалось на нас из зала.
В итоге нас подхватили и от избытка чувств начали подбрасывать в воздух. Летали мы, летал секретарь Саша…
«Если это не слава, то кто это?» — подумал я.
Глава 7
Берлин кипел молодой жизнью. Встречи, концерты, мероприятия… Они занимали массу времени, но оставалось и время свободное, для того, чтоб мы могли просто походить по городу, посмотреть на людей. В такие минуты мы болтались по городу любопытные, как самые обыкновенные туристы.
В один из таких дней нас принесло к Берлинской Стене. Это же все-таки такая же достопримечательность, как в Египте пирамиды, а в Москве — Кремль. Быть тут и не посмотреть на это было бы преступлением. В будущем вот её остатки растащили на сувениры, а тут можно было бы потрогать своими руками такую историческую ценность. Самым известном местом прохода в Западный Берлин из Восточного был «Пойнт Чарли». Это было то место, с которого чуть-чуть на началась Третья Мировая…
В окружении гостей фестиваля мы смотрели на него и тихо радовались, что в тот раз обошлось.
Смотрели на бравых ГДРовских пограничников, на американцев, что стояли с другой стороны, на похожие дома и на других немцев. В чем-то, конечно, тех же самых, но все-таки других. Пока…
Стена, проезд сквозь неё и невдалеке — скромный белый домик, мешки с песком. Это уже Западный Берлин. Аквариум, на подоконнике ГДР, в котором плавают акулы капитализма.