— Ладно. Не хотите слышать шедевр целиком, тогда зачитываю концовку:
«Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы — ы…»
— Это как понимать? — удивился Сергей.
— «Это порют крестьян на гумне», — пояснил Никита. — «Южный ветер уносит их стоны, Я боюсь, что достанется мне»…
— Вывернулся, — согласился я. — Изящно… Э, Ю, Я…
— И он с этим хотел прорваться в Высшую Лигу Рок-музыки? — спросил Сергей. — Нет. Не достанется ему. Это не поэзия, а…
Наш барабанщик, обманутый в своих ожиданиях покачал головой.
— Может быть из этого все-таки рэп сделать? — предложил я ему. — Минус на минус? Чему добру пропадать? А то говорим, говорим, а советского репа все нет и нет.
Сергей задумался, и проговаривая стихи зашевелил губами. Это походило на какую-то молитву.
— Представляете… Первоклассникам будут вместо алфавита учить наизусть это вот…
Я кивнул на бумажку в руках Никиты.
— Так и назовём: «Школьный рэп».
— Нет! Это ведь для первого класса?
— Ну да…
— Значит будет у нас «Первоклассный рэп»!
Мы снова уткнулись в груду писем.
— Оба на! — через какое-то время воскликнул Никита.
— Что там такое?
Он потряс целой пачкой листочков.
— А у меня целая рок-опера. «Потоп».
Я вспомнил роман лауреата Сталинской премии Александра Серафимовича и удивился.
— «Железный потоп»?
— Нет. Просто «Потоп».
— Так и написано?
— И даже без ошибок…
— Может быть что-то антирелигиозное?
— Не похоже…
Он издали показал нам первый лист, на котором цветными карандашами очень аккуратно было написано «Потоп» и только приготовился читать, но я его остановил.
— Стоп. Если не революционное, то даже не начинай.
— Почему это?
— Даже если там талант сравнимый с Пушкиным, то мы втроем оперу не потянем. Не потянем же?
Никита не ответил. Он начал быстро листать листочки кивая головой и через десяток секунд сообщил почему-то неожиданно довольным голосом:
— Точно… Даже дважды точно. И не потянем и не Пушкин…
И мы снова углубились в чтение. Мне попалось другое.
— А вот это приемлемо…
Он прокашлялся.
— И много там такого?
— Нормальная песня средней тоскливости. Три куплета и припев.
— Дворовая самодеятельность.
— Что есть — то есть…
— А у меня какой-то детский сад… Стихи — страшилки.
— В топку…
— Тут — Океан. Не сгорят.
— Тогда — в унитаз. Там примут…
— А у меня что-то веселое попалось. Вот песня взрослого человека! Это уровень по крайней мере студента.
— Детсадовцы и школьники закончились и начались студенты? Уже лучше. У меня тоже умник нашелся. Философ! Оцените… Стих называется «Безденежье».
— Глубина мысли присутствует!
— Ага… А припев-то, припев!
— «Пустота — тяжестью»? Точно студент философского…
— И без стипендии.
Мы читали письма до конца рабочего дня.
Стихов было много, но для нас они были бесполезны. По крайней мере ни один их текстов не возбудил желания подхватить гитару и начать прилаживать к нему какую-то музыку. Наверняка кто-то из этих ребят и девчонок, написавшие нам, дорастёт до уровня настоящего, большого поэта, но это будет не скоро…
Но и обижать никого не хотелось.
— А давайте им через газету ответим, — предложил Никита. — И им хорошо и нам тоже — писанины нам меньше.
— Да и лишнее упоминание в прессе никому не помешает, — согласился я. — «Любое упоминание в прессе кроме некролога — это реклама!» Так Марк Твен писал.
— Умный человек!
— Поблагодарим всех и чтоб в следующий раз не лезли скажем, что работаем только со своими стихами.