— Не поверят…
— И хорошо. Мы же сможем тогда еще раз в газете выступить!
Глава 17
Год двигался к концу, к первой в этой жизни сессии.
Потихоньку копились неотработанный лабораторные работы, несданные чертежи и прочая мелочь, но условия были таковы, что с этой мелочью приходилось считаться.
Мы продолжали «сочинять» песни… Наш багаж пополнялся крепкими хитами.
Было немного жаль, что в ворохе мировых хитов прошлого мира терялись настоящие наши песни, те, что реально были сочинены нами в те времена. Мы невольно сравнивали нас с настоящими музыкальными гениями и сравнение разумеется, получалось не в нашу пользу.
Но и полностью наши песни также оказались востребованными слушателями.
Я размышлял об этом, трудясь над чертежами. Музыка-музыкой, а учение все-таки свет. Черчение само себя не сделает, не начертит. Рейсшина, карандаши, ластик, настольная лампа и… мысли о музыке.
Карандаш чертил, я намурлыкивал мелодию… От этого увлекательного занятия меня отозвал телефонный звонок.
Мама приоткрыла дверь в комнату.
— Какой-то мужчина тебя…
Я оторвался от чертежной доски. По школьной привычке я пошевелил уставшими пальцами под причитание «мы писали, мы писали наши пальчики устали» и взял трубку.
— Добрый вечер, Владимир Васильевич.
Голос знакомый. Тяжельников.
— Добрый вечер Евгений Михайлович. Слушаю вас…
— Нам надо встретиться.
— Где? Когда?
Голос в телефонной трубке смолк. Глава советских комсомольцев задумался.
— Давайте у меня. Завтра. В 18–00. Будете все?
— Будем…
Я положил трубку на рычаг. Тут и без всякого дедуктивного метода все было ясно. Позвонил сам, а не передал через Секретаря Сашу. Значит слишком важная должно быть эта встреча. Может быть даже… Снова подняв трубку, позвонил Никите.
— Занят? Нет? Замечательно. Выходи из дома мы сейчас с Сергеем подойдем.
Сидевший на диване папа, отложив газету, поинтересовался.
— Это кто?
— Из ЦК комсомола, — уклончиво ответил я не желая никого волновать. Папа покачал головой.
— Ты там что-то говорил?
Я понял, что он имеет ввиду.
— Нет, — покривил я душой. — Это все по нашей музыке….
— Ага… Ладно…
Мне кажется он не поверил.
Последнее время мы не говорили о нашей тайне. Понимали, что разговор ни к чему не приведет…
Через четверть часа мы встретились во дворе Никитиного дома.
— Нас зовут из подземелья, — объяснил я Никите. — Тяжельников звонил. Предлагает встретиться.
— Повод? — деловито поинтересовался наш друг. — Не сказал?
— Не стал спрашивать. Он теперь, после истории с американским орлом, ученый. Просто так говорить не станет. Просил быть всех.
— В ЦК?
— Да, у него…
Мы помолчали.
— О чем разговор будет догадываемся?
— Не знаю… Надоела мне эта тягомотина…
— Как хвост… — сказал я, испытывающий те же чувства.
— Не понял? — наклонил голову Никита.
— Как хвост, — повторил я медленно. — Как хвост у динозавра. За нами тянется это вот все как хвост… Надо его как-то отрубить.
— Ты думаешь завтра…
— Я не думаю. Я — надеюсь.
— Лишь бы они хвост с шеей не перепутали, — сказал Сергей. — У динозавров что хвост, что шея все тонкое и длинное…
Три пары в тот день пролетели как-то незаметно. Об учебе не думалось. Мы с Сергеем ждали вечера.
Как и договорились вчера, мы встретились с Никитой в метро и пошли на встречу.
Нас уже ждали…
Лицо у секретарши было странным. Каким-то замерзшим. Как утренняя лужа с мутно-белым ломким ледком поверх воды. Никита посмотрел на неё и незаметно кивнул. Не спроста такое! Это выражение объяснилось как только открылась дверь.
В кабинете, кроме хозяина, находился еще и товарищ Андропов.
— Добрый вечер, товарищи.
— А добрый ли он? — сходу поинтересовался я. — И если да, то для всех ли?
— Вам-то на вечер жаловаться грех. Вас сейчас кофе напоят или чаем…
— Интересное предложение…
Тяжельников протянул руку к селектору.
— Итак… Чай? Кофе?
Никита остановил его.
— Давайте сперва поговорим, а уж потом…
— Поговорим, поговорим….
Снова повисло непонятное молчание. Я чувствовал за этими словами растерянность главного чекиста страны.
— А то сейчас чаем напоите, а потом за это потребуйте такого…
Я повертел пальцами над головой. Ничего необычного я придумать не смог и неожиданно предложил:
— А хотите, мы и у вас на вечере сыграем? Можем прямо 20-го декабря вам приехать сыграть. Все-таки праздник у вас.