— Давно у вас пруд?
— Четвертый год.
— Что же, и рыба есть?
— А как же! Колхоз карпов разводит. Рыбы много.
— Это хорошо, — сказал я и вздохнул. Потом спросил: — Далеко ли ты с чайником?
— На Олексанов родник. Мы другой воды для чая не признаем.
Дедушкины слова!..
— Олексанов родник?! Разве его не затопило? — я кивнул на пруд.
— Нет! Люди не позволили.
— Как так? Расскажи-ка.
Обстоятельно, как взрослый, мальчишка стал рассказывать:
— Решили у нас пруд делать. Было общее собрание, говорили, что карпы выгодное для колхоза дело. Ребятам тоже было интересно про рыбу послушать — со всей деревни набежали. Только ничего особо интересного мы не услышали, потому что затеялся спор часа на два: кто говорит, что надо делать запруду выше деревни, кто кричит, что ниже. А один нашелся — его Мишкой Кочаном кличут, потому что у него голова на капустный кочан смахивает, — так этот Мишка знаете до чего додумался? Говорит: надо запруду против самой деревни сделать, тогда, мол, не придется на пруд далеко ходить, под боком будет. Но люди сказали: нельзя, там Олексанов родник, он всю деревню поит, да и не годится рушить память о хорошем человеке.
— А ты сам-то помнишь ли дедушку Олексана? — спросил я мальчишку.
— Помню маленько, — ответил он и добавил: — Он ведь мой прадед.
— Как? — изумился я. — Постой, постой, тебя как зовут?
— Матвеем.
— А отца — Валентином?
Теперь удивился мальчик:
— Да, а вы откуда знаете?
Я рассмеялся:
— Да ведь я твоему отцу двоюродный брат, твой, стало быть, дядя. Я тебя маленьким помню, а ты вон какой вырос — не узнать. В какой класс ходишь?
— В четвертый.
— А где же дедушкин родник? — спохватился я. — Помню, возле него две елочки росли.
— Да вот же они!
Неподалеку, всего в нескольких шагах от того места, где я недавно сидел, предаваясь грустным размышлениям, росли две высокие стройные ели.
— Да-a, они тоже выросли, — смущенно сказал я и дал себе слово отныне почаще приезжать в родные места. Прислушавшись, я вдруг отчетливо различил журчание воды.
Мы подошли к роднику.
Сруб был подновлен, желоб сделан из свежеотесанного бревна, тропинка, ведущая к роднику, аккуратно выложена камешками: люди сохраняют родник, заботятся о нем.
Я склонился к роднику, словно бы низко — до самой земли — поклонился дедушке и тем хорошим людям, которые нынче берегут намять о нем.
1971
Генрих Перевощиков
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
В партизанском отряде Варя была самой маленькой по росту и младшей по возрасту.
Два года назад, как раз в июне сорок первого, она приехала из-под Ижевска в Белоруссию, погостить у родственников. Только доехала до Хлопиничей — война!.. Начались бомбежки, и оказалось, что уехать обратно не так-то просто. А тут — немцы наступают. Варин дядя ушел в партизаны, и она вместе с ним.
В отряде Варя делала все, что придется: стирала партизанам белье, помогала на кухне, ухаживала за ранеными. Вот только на задания, как она ни просилась, ее не посылали. Сколько раз, бывало, подступала она к командиру отряда капитану Ковальчуку: пошлите да пошлите на задание. Он только отшучивался в ответ: подрасти, мол, сначала хоть на вершок…
Вторую неделю стояла ненастная погода. Над головой — низкие свинцовые тучи, од ногами — грязь, слякоть. По ночам сыплет снег, днем сеется мелкий холодный дождь. Но чувствуется, что этот дождь — до первого северного ветра, который принесет настоящую зиму с морозами и метелями.
Однажды, подметая в землянке, в которой разместилась санчасть отряда, Варя услышала, как врач Анна Анатольевна сказала медсестре Люсе:
— Приготовьтесь к операции. Будем ампутировать.
Варя выронила веник. Она знала, что речь идет о Юрке Климове. На прошлой неделе парнишка был ранен в руку, потерял много крови. Анна Анатольевна сделала все возможное, но рана гноилась, рука пухла; началась гангрена.
Как была, в белом халате, Варя побежала в штабную землянку. Командир отряда сидел за столом, сбитым из свежих смолистых досок, и при свете коптилки разглядывал разложенную перед ним карту. В углу, у входа, потрескивала железная печурка.
Хлопнула дверь, качнулось пламя коптилки, капитан Ковальчук поднял голову.
— Тебе чего, Варюша?
Варя сглотнула подступивший к горлу ком.
— У Климова гангрена!
— Знаю, Анна Анатольевна мне докладывала, — с суровой печалью сказал командир.