Глава 1
В пустынном тёмном коридоре раздались гулким эхом шаги.
В конце пути находилась массивная дверь тёмного металла — стук по ней также отразился от стен и зазвенел в ушах. Когда окошко для глаз было приоткрыто, тонкая бледная рука снова скрылась в складках бархатной синей мантии.
Пароль даже не потребовался, ибо пришедшую знали здесь очень хорошо.
— Как она? — прозвенел в тишине каменных сводов холодный голос.
— Мы её усыпили. Кричать перестала.
Пришедшая отодвинула заслонку на ещё одной двери со смотровым окошком, оглядела скрытую в дальнем крыле за несколькими засовами комнату, удовлетворённо кивнула. Зашуршал бархат, она вытащила мешочек, туго набитый золотом, и протянула встретившему её человеку.
— И это, — вслед за оплатой из-под мантии возникло свёрнутое в трубку письмо с восковой печатью. Оттиск изображал существо, похожее на осьминога. — От него.
Человека пронизала мелкая дрожь, он судорожно кивнул.
— Не беспокойтесь, — усмехнулась молодая женщина. — Это всего лишь новые распоряжения. Верховный Жрец вами доволен.
И она ушла, оставив работника психиатрической лечебницы стоять, согбенного в судорожном поклоне, не смея взглянуть ей вслед.
***
Карета остановилась у массивных кованых ворот, тень от которых затмила и без того серый и пасмурный день. Пока стражники перекликались с кучером, Элеонор выглянула из-за занавеси — высокий каменный забор, как крепостная стена, вырастал из земли, на воротах сетью вились мелкие изображения людей, зверей, карет, повозок, погони, стрельбы, охоты. За зверем гонится человек, за человеком гонится другой человек. И так везде. Гостье из кареты был заметен лишь один рог бычьего черепа, венчавшего арку. Кучер вернулся на место, ворота тяжело отворились, и карета въехала внутрь, где приезжих встретили мощёные улицы старого города.
***
— Было ли вам рассказано, куда вы отправляетесь?
После того как Элеонор предложили сесть, а камин был растоплен и чай подан, хозяин дома, городской судья в тёмно-сером костюме, закончив с довольно кратким приветствием, перешёл к сути встречи.
— Сэр, у меня достойное педагогическое образование, и меня распределили в ваш город, чтобы я могла преподавать в интернате…
— В приходской школе. Мисс Валентайн, в городе при нашей Церкви состоит школа для бездомных детей и сирот.
Элеонор оправила на коленях дорожное платье. Странно, но вся её энергия с приездом немного притупилась — со всех сторон как будто давила сырость и хмарь места, в котором теперь предстояло ей работать и обживаться.
— Я думаю, что справлюсь.
— Не сомневаюсь в вас. Однако, прежде чем вы приступите к своим обязанностям, вам нужно познакомиться с городом, не так ли? Вы могли заметить, что у нас довольно… своеобразный быт, мисс Валентайн. Но вы скоро привыкнете.
Тут вошедший слуга и объявил о прибытии гостя.
— Зови.
В комнате появился высокий человек, одетый в чёрную рясу.
— Сударыня, — он слегка кивнул сидящей в кресле Элеонор, — мистер Блэк, — перевёл взгляд на хозяина дома.
— Отец Питер. Мисс Валентайн, это хранитель нашей Церкви, — губы судьи сложились в почти неразличимую усмешку, — встречу с ним по самом прибытии можно считать… благословением.
Священник тоже улыбнулся — сдержанно и немного странно.
— Добро пожаловать в Дедвиль.
Элеонор тем же вечером привели на место будущей работы и показали ей школу. Серое приземистое здание, довольно обшарпанное и неприглядное, ютилось за церковью. Невдалеке в спускающихся сумерках темнела стена леса. Строение отличалось от сдержанных и в чём-то даже величавых фасадов городских домов, от сверкающей скрытой силой и строгостью церкви. Мисс Валентайн нахмурилась, разглядывая холл. Возможно, детей хотели держать в как можно большем порядке и скромности, да, но выглядело здание и впечатление производило не лучшее. Однако, она пока решила не задавать вопросов, проследовала в свою комнату вслед за одной из сестёр — до первого рабочего дня оставался этот субботний вечер и всё воскресенье — и почти сразу заснула, утомлённая долгой дорогой. И снились ей тёмные улицы, длинные и извилистые, так непохожие на дневные, мрачные, но чинные — они уходили вдаль, сплетались и разветвлялись, и чувство было, что они не только никогда не закончатся, но и что у них даже нет начала. Наутро Элеонор почти ничего не помнила, но тревожное ощущение, пусть бессознательно, надёжно поселилось в её груди.
***
Утренняя служба начиналась под сводами роскошной католической церкви, чьи шпили разрезали облака, это было одно из самых больших зданий города. На утреннюю молитву собралось уж полгорода. Повсюду были слышны святые песнопения, пахло волшебным, гипнотизирующим ароматом кадило, запах воска, объединяющий все это в одно, придавал людям ощутимое райское блаженство.
Полдень подкрадывался к жителям городка, пока они крестились у алтаря и кланялись до пояса Богу Иисусу Христу, да матери Его Марии. Когда зазвенел колокол, отпуская грехи человеческие, все стали расползаться по своим делам. Какой-то мальчишка подошел к Священнику и завел беседу, по мимике которого, можно понять, что вопрос его сильно мучил и волновал. Язора умилилась такой радушной обстановке. Она поправила платок, поставила свечку в отверстие подле святого иконостаса и прошла, словно приведение, еле шелестя юбкой по залу, к Священнику. Она неловко кашлянула, дабы увлеченный беседой Священник взглянул на нее. Однако должного эффекта жест не вызвал.
Тогда девушка дождалась перерыва в разговоре и негромко окликнула его.
Питер вскинул глаза на неё поверх головы мальчишки. Последний уже закончил свой рассказ, он поблагодарил священника и, получив благословение, ушёл, уступив место девушке.
— Святой отец, — произнесла Язора, — я хочу исповедаться.
— В чём же, дочь моя? — мягко спросил священник. — Такое чистое и светлое создание едва ли могло согрешить.
— И всё же… — Язора потупила взор. — Я бы хотела покаяться в грехах своих.
— Конечно же, раз тебе это необходимо.
Язора последовала за священником. Она ни разу не позволила себе взглянуть на него — глаза сами не подымались.
— Святой отец… мне очень жаль за свой поступок. Я корю себя за это и не могу себе это простить. — на ее глазах наворачивались слёзы, но больше всего ее выдавал голос, в котором звучали нотки отчаяния и вины. Я случайно сломала невинной птице крыло, отчего она сильно пострадала… Она лежала у обочины, я просто не заметила её поначалу!..
— Я, властью мне данной, отпускаю тебе, раба Божья, грех твой, — священник взглянул на «грешницу». Её невинность поражала душу, ведь нечасто можно увидеть истинно чистое и светлое создание, такое, как эта юная прихожанка. — Да хранит тебя Господь, дочь моя, — он произнёс положенные слова, а затем оставил этот тон и спросил: — Ведь птица жива, не так ли?
— Да, — прошептала Язора, — я забрала её к себе и забочусь о ней. Думаю, я смогу выходить её, но я не могу вынести боль от того, что причинила вред такому беззащитному существу…
Отец Питер улыбнулся и сказал как можно мягче:
— В этом неумышленном поступке нет не только греха — в нём есть великое благо, ибо так Господь даёт нам возможность исправить свои ошибки и спасти невинное существо, которое нуждается в нашей помощи. Это было испытанием на твою добродетель и возможностью совершить доброе дело. Господь послал благословение с небесным вестником своим.
Язора впервые за это время подняла глаза и взглянула на него с облегчением и благодарностью. И — с восхищением. В глазах девушки духовник был подобен светлому ангелу, доброму и мудрому. Но тут же она очнулась от своих мыслей, быстро опустила глаза и, попрощавшись, поспешила из церкви.
Вслед ей был устремлён немигающий взор.