— Наговариваете Вы, Грэн! — возмутилась Гриня, — кто их достоин, того так не считают.
— А достойный, это какой именно? — тихо спросил Грэн.
Но девушка то ли не знала ответа, то ли не нашла нужным объяснять. За столом повисла тишина.
Потом стало не до разговоров. Дана приготовила еду и мы с Гриней начали накрывать столы в главном зале к ужину, разносить супницы, относить обратно грязные тарелки. Собрались мы снова уже через час, чтобы самим поужинать. Наконец перемыв посуду можно было с час отдохнуть. За окном уже давно было хоть глаз выколи, ветер разгулялся не на шутку и завывал в дымоходе как волк в капкане. Дана понесла дозорным поесть, а все остальные вновь сидели за столом. Обстановка после ужина несколько разрядилась. Эльфы, судя по тишине в зале, разбрелись по своим комнатам.
— А давайте песни попоем, — предложила Гриня.
Голос у нее был слабенький, но приятный и слух хороший. Все согласились, что это неплохая идея. Грэн достал свой музыкальный инструмент очень похожий на нашу гитару. Гриня запела. Сначала песенку про девушку, которая никак не может выбрать себе жениха. Песенка была смешная — один девице не нравился за то, что неверный, другой влюблен в подругу, третий — ветреный и так далее по порядку — флегматичный, пьяница, маленький, а седьмой, который деве подходил по всем статьям сам ей отказал. Вот такая, понимаешь, неприятность. На последнем седьмом куплете Кален всегда хохотал до слез, хлопая себя ладонями по коленкам. Я серьезно подозревала, что какая-то селянка, когда-то так же отказала ему, и сейчас песня как бы ей мстила за это. Потом пришла очередь песни про тяжкую судьбу замужней женщины, которая эту тяжкую долю в вине топит и потом гуляет по саду. Песня заканчивалась призывом к совету матриархов-богинь наказать похотливого гада. Потом Тим решил тоже показать себя. Он порадовал нас песней про то, как ночевал с чужой женой и без нее теперь ему белый свет не мил. Песня была очень красивая, особенно мне в ней нравился образ дерева усыпанного красными ягодами. Смотрел при этом Тим прицельно на меня, хотя никакого мужа у меня не то что не было, но и не предвиделось. Впрочем, все это было игрой для одного зрителя и все понимали, что этот зритель вовсе не я.
— Ира, — обратилась ко мне Гриня, — а ты споешь свою песню?
— Какую это песню? — удивился Кален.
— Да вот Ира вспомнила песню, какую у нее на родине поют и перевела ее.
Я действительно перевела одну из своих любимых песен пока сидела с больной ногой. Всем естественно захотелось послушать — до этого момента я не пела на таких вот посиделках.
— Хорошо, это песня про такое сказочное существо… — тут я замялась, подбирая нужное объяснение, — полукровка от помощников богов — у них большие белые крылья они умеют летать, и людей.
Я напела Грену мелодию, он подобрал аккорды и я начала:
Не знаю, почему из всей Канцлера Ги я выбрала именно эту песню. Может, повлияли предшествовавшие события, но мне казалось, что эта песня имеет непосредственное отношение ко мне сейчас.
На последних словах я подняла глаза и увидела в арочном проеме в неверном свете пляшущих язычков пламени камина, Таниэля. Он стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову внимательно слушал. Меня привел в замешательство его пристальный взгляд — как будто он вдруг разглядел во мне то, о чем раньше даже не подозревал.
Я еще вспоминала этот взгляд, когда с Гриней поднималась к себе в комнату по витой лестнице, держа в руках светильник. Без него там вполне можно было свернуть себе шею. Посредине пути, на втором этаже к нам навстречу вышли два эльфа. С одним из них у Грини был роман. Правда я так и не разобралась, в какой стадии, да и разбираться не хотелось. А вторым был Даэлин. Я от удивления чуть не выпустила фонарик, когда они церемонно поклонились нам и улыбнулись.
— Разрешите проводить вас, девушки?
— Конечно, мы разрешаем! — игриво и немного жеманно улыбаясь, поспешила ответить Гриня.
Дальше мы поднимались под ее щебетание, разбившись на пары. Это было не очень-то удобно- лестница была узкая и мы то и дело задевали друг друга локтями, но выйти на шаг вперед мой спутник не пожелал.
— Твоя нога уже не болит, Ира?