Гермиона спала, обхватив подушку, и громко посапывала.
Он ее вчера обнял. Обнял, даже не успев подумать. Эти мысли не шли из головы. Возможно, она не вспомнит об этом, когда проснется. Это было бы к лучшему. Но что, если вспомнит? Как она будет на него смотреть? Тогда она была ранима и несчастна, она нуждалась в нем, он был уверен. Но сейчас она увидит это все ясным взглядом. Она будет видеть перед собой не человека, желающего ее успокоить, в каком-то извращенном смысле, уже достаточно близкого человека. Сейчас она будет видеть его, Драко Малфоя. Человека, кричащего ей в лицо «грязнокровка». Человека, не рискнувшего солгать матери.
Когда шла война, ему было плевать, умрет Поттер или нет. Только бы все это закончилось. Он знал, что его верные школьные друзья скрываются вместе с ним, чтобы там не придумало семейство Уизли, доказывая, что их сын болен и находится дома. Шло время, и он молился, чтобы Темный Лорд нашел их всех. Нашел и уничтожил. Лишь бы закончилась война. Но когда егеря ввели в их дом ее, еле передвигающую дрожащие ноги, совершенно бледного Уизли, по своей глупости еще пытавшегося вырываться, и изуродованного заклятием, явно намеренным, Поттера, из его легких исчез весь воздух. Он видел перед собой трех людей, разыскиваемых всем миром. Гарри Поттер — нежелательное лицо номер один. Гермиона Грейнджер — грязнокровка, должна гнить в Азкабане. И Уизли, предателя крови, туда же. Драко не решался смотреть на них, ужасаясь тому, насколько жалко они выглядят. И уже не было дела до ненависти между ними. Он стоял рядом с отцом, отвернув лицо, но видел краем глаза, как дрожат руки Гермионы, видел, как судорожно вздымается ее грудь. Он видел, насколько ей страшно. Драко смотрел на свою тетку, львиной поступью расхаживающую перед их узниками, видел алчный взгляд Сивого, устремленный на Гермиону. И он знал, что не сможет на это смотреть. Надо было всего лишь соврать матери. Они бы поверили ему, должны были поверить. Но схватившая его за плечо рука Нарциссы дрожала не меньше Гермионы. И он понял, что для него важно только то, чтобы она перестала дрожать. Чтобы на губах, складывающих слова «Это Грейнджер, Драко? Это она?» снова появилась улыбка. И он не смог солгать. Что-то промямлил, отворачиваясь, только бы не видеть того, на что он их обрекает. Только бы снова видеть на лице своей матери улыбку.
Вот, кого она в нем увидит, когда проснется и вспомнит, как он прижал ее к себе в пустом коридоре. И все, что между ними есть сейчас, развалится на осколки.
Но, все же, когда Гермиона пробудится, то будет голодна. Хотя бы с этим он сможет что-то сделать.
Драко поднялся с дивана и, мысленно ругая себя, раскрыл маленькую сумочку, чтобы взять кошелек, и вздрогнул от неожиданности, когда рука утонула в ней по локоть.
«Ну конечно, — подумал он, спустя несколько минут поисков извлекая кошелек, — заклятие незримого расширения. И как я сразу не догадался?»
Он спустился по ступенькам, на ходу кивнув приветливо улыбнувшейся ему колдунье-администраторше, и вышел на улицу. Снега за ночь выпало много, и дороги еще не успели расчистить. Утопая в сугробах, он пошел в сторону «Трех метел», с каждым шагом прогоняя сонливость. Морозный воздух бодрил, пробираясь под плащ и заставляя крепче прижимать к себе руки, чтобы согреться.
Нужно было только вернуться до того, как она проснется. Хотя, после вчерашнего, спать Гермиона должна долго. Драко улыбнулся, вспоминая минувший вечер. Еще никогда он не видел ее выпившей, не говоря уж о том, чтобы она была откровенно пьяной. И никогда он не думал, что она может вести себя как капризная девчонка. В тот вечер исчезла вся ее извечная серьезность. Осталось лишь желание делать только то, что хочется.
«Ты будешь спать на диване?»
Вряд ли она придала значение тому, что прильнула к нему всем телом, задавая этот вопрос.
Он должен был ее поцеловать.
Теперь она, наверное, просто замкнется от него и больше не подпустит ни на шаг. Хорошо, что он ее только обнял.
Больше всего на свете Драко хотелось ее поцеловать. И как сейчас он был рад тому, что она так надралась. Если бы Гермиона была хоть чуточку трезвее, у него бы больше не осталось ни одного довода «против».
С тех пор, как Драко закончил школу, «Три метлы» ничуть не изменились. Мадам Розмерта была, как всегда, мила и приветлива, складывая горячие сандвичи в бумажный пакет. За столиками, зевая, сидели нагулявшиеся выпускники. Те, кто слишком много выпил для того, чтобы четко проговорить адрес в камине или трансгрессировать и не успел снять номер в гостинице. В дальнем углу зала Драко увидел почти лежащего на столе Симуса Финнигана, в компании Блейза Забини. А неподалеку от них сонно разговаривали Рубеус Хагрид и Гораций Слизнорт, не переставая чокаться кружками с медовухой.
Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда Драко добрел до гостиницы, поставив перед администраторшей дымящуюся чашку «Взбодрись-кофе», совсем недавно изобретенный волшебниками напиток, который отчетливо напоминал вкус того кофе, который Гермиона изредка приносила ему после работы из какой-то магловской забегаловки. И, только Драко направился к лестнице, как ведьма-администраторша его окликнула, делая глоток:
— Она ушла, — сказала ведьма, не сводя с него взгляд.
На секунду он опешил. Куда она могла уйти без него? Возможно, она все вспомнила и больше не хочет его видеть.
— Она просила передать, — продолжала ведьма, — что будет у Невилла Долгопупса.
Драко выдохнул. Она просто не хотела оставаться здесь.
— Спасибо, — сказал он, разворачиваясь к выходу. — У вас отличные комнаты.
В поисках дома Долгопупса Драко прошел половину деревни, заглядывая в каждую забегаловку. И только дойдя до «Кабаньей головы» с настолько очаровательным, насколько можно было назвать очаровательным интерьер этого паба, хозяином, он узнал, куда ему идти.
Дом Долгопупса оказался чуть лучше, чем он ожидал увидеть. Гермиона сидела на диване с чашкой чая. Самого Невилла Драко не видел с момента битвы за Хогвартс. Этот растяпа здорово вырос за прошедшие годы и даже попытался изобразить приветственную улыбку, приглашая его в дом. Но улыбка получилась больше похожей на гримасу. Вряд ли он когда-нибудь сможет найти с ним общий язык.
— Почему ты не в гостинице? — с порога спросил Драко, не зная, как иначе завязать разговор.
— Лучше скажи, — тем же тоном ответила ему Гермиона, — почему ты не в гостинице.
Драко поднял руку, показывая большой бумажный пакет.
— Я ходил в «Три метлы», — сказал он и, с сомнением покосившись на внимательно наблюдающего Невилла, добавил: — За едой ходил.
Ему стало до одури неловко. В кои-то веки он проявлял заботу о ком-то, и делать это приходилось под внимательным и порядком удивленным взглядом Долгопупса. Тот хмыкнул, даже не пытаясь как-то это завуалировать. Но, стоило Драко метнуть на него полный холодного гнева взгляд, отвернулся и направился к дивану, снова садясь рядом с Гермионой.
— Пойдем домой, — коротко сказал Драко, разворачиваясь к двери.
— Я пью чай, — возмущенно ответила Гермиона.
— Дома попьешь, — сказал Драко и, обернувшись, выжидательно на нее посмотрел.
Гермиона покачала головой, но отдала Невиллу кружку, поднялась с дивана и накинула плащ.
— Скоро увидимся, — улыбнулась она Невиллу. — Вы ведь будете на вечеринке у Джинни?
Невилл кивнул и Гермиона пошла к двери. Но уже у порога неуверенно обернулась и, помешкав, с мольбой в глазах указала Драко на дверь.
«К черту вас всех», — подумал Драко, решительным движением дернув дверную ручку.
Белая пелена. Карнизы, крыши домов, вывески на магазинах… Все покрыто снегом. Зима нагоняет тоску и отчаяние. До тех пор, покуда ты ее не разглядишь. Пока не увидишь красоту сверкающих снежинок, кристально-белый пушистый снег, в который можно зарываться, целуя алые губы. Зима ведь совсем не холодная, когда есть, кому тебя согреть.