— Дайте мне халат, — требовала Жанна. — Я пойду его охранять. Очень вас прошу, дайте мне халат. — Как будто халатом она убережет Алика от этой нечисти.
Вскоре прибыла милиция, но прежде чем она прибыла, Малышеву пришлось крупно поговорить с Юрой Григоренко. Он попросил Юру поскорее, до приезда милиции, заполнить историю болезни, на что Юра ответил:
— Есть дежурный врач, Сергей Иванович.
— Ну и что? — машинально возмутился Малышев.
— Мой рабочий день давно кончился. — Юра показал на часы, те самые, феноменальные.
— Ну и что? — повторил Малышев, закипая. — Не видите этого скотского избиения?! — Жанны рядом не было, ей разрешили пойти узнать, в какую палату положили Алика.
— Вижу и сочувствую, — непреклонно отвечал Юра. — Но здесь, повторяю, дежурный врач, а мое время давно вышло. У нас с супругой сегодня бассейн.
Бассейн решительно вышиб из Малышева остатки выдержки.
— Снимайте халат и отправляйтесь домой! — отчеканил он. — А завтра извольте дать оценку себе — вслух! От нее будет зависеть, сможем ли мы с вами работать дальше.
Юра Григоренко устал, понятно, с восьми тридцати в больнице, две операции, тяжелый день, и Малышев тоже устал, просто дьявольски, не меньше Юры, оба были несдержанны, но, наверное, в усталости как раз и проявляется то, что удается скрывать в состоянии бодрости.
…Не надо изменять жизнь — она сама собой меняется день от дня, час от часу. Начал он с врагами мириться, а с друзьями ссориться.
Поднялся в отделение, зашел к Леве Киму — пока ничего тревожного, — затем сестра сказала ему, что дважды звонили из поликлиники, спрашивали, когда Малышев освободится. Было уже начало девятого, и он позвонил ей домой.
— Вы просто умышленно заставляете меня волноваться, — сказала она отчужденно. — В конце концов, элементарный такт должен быть. Обещали звонить и ни слуху ни духу.
— Извините, не смог…
— У вас плохой голос, — сказала она тоже плохим, тусклым голосом.
— Работа, Алла, дорогая — моя работа.
— Сейчас получше, — заметила она чуть бодрее.
— У вас тоже.
— Завтра придете?
— В любом случае, Алла.
— Мне уже и не верится. Позвоните, хотя бы…
Она положила трубку, и он положил. День окончен. Он выдержал его неплохо. Все было хорошо.
А что не совсем? Разговор с Юрой, например, и еще кое-что.
Он поехал на дежурной машине в микрорайон, к Юре Григоренко. Без труда нашли новую девятиэтажку, Малышев сам добивался квартиры для своего сотрудника. Лифт не работал, как водится в новом доме, на четвертый этаж Малышев поднимался расчетливо, с паузами. «Нуль благоразумия» — это не про него. Звонил-звонил — ни звука в ответ. Вспомнил про бассейн, спустился вниз… Как ни суров был Малышев с подчиненными, Юра все-таки держался своей системы. Два раза в неделю у них с женой по распорядку бассейн, и хоть перемрите вы там все в горбольнице, графика Юра ломать не будет.
В машине попросил шофера найти клочок бумаги и написал: «Юра, прошу меня извинить. Малышев». Почтовых ящиков еще не повесили, надо приклеить записку прямо к двери, чем? Шофер предложил солидолом. Малышев попросил его подняться на четвертый этаж и приклеить записку к двери четырнадцатой квартиры. Шофер что-то буркнул, отрывать ему себя от сиденья все равно, что пень корчевать, но пошел, минуты через три вернулся, сердито влез и завел двигатель. Молодой, а тоже запыхался.
— Еще извиняться! — проворчал он, с хрустом, через кучи щебня выруливая на дорогу.
— Надо, — умиротворенно сказал Малышев.
— Он вообще с приветом, аля-улю, — поделился своими наблюдениями шофер. — В шортах пришел в больницу, как американец в Африке. Гигиенично, говорит.
— Его дело. Для этого надо не только шорты иметь, но и характер.
— Правда, жара была градусов тридцать, — чуть осадил шофер.
— Он хороший хирург.
— Мо-ожет быть, вам виднее. Теперь куда, домой?
Малышев кивнул. День он хорошо закончил. Просто замечательно, что приехал к Юре и оставил записку.
12
В воскресенье Алла отмечала свое сорокалетие. Не очень хотелось, но настояла Инна, позвонил Сакен Муханов — все равно приду, позвонил Вадим Резник, пропел в трубку: «Ну а будет сорок пять, баба ягодка опять», заодно пожаловался на притеснения со стороны жены и сказал, что явится к Алле в гордом одиночестве. Друзья словно сговорились и пришлось Алле готовиться всю субботу и половину воскресенья.