— Вы рассуждаете не по-партийному.
Малышев фыркнул — а вы — по-партийному?! — но сказал сдержанно:
— Почему мы не можем принять в партию достойного человека, к примеру, Григоренко?
— Ну вы же не мальчик, — повторила она колко. — В партию идут люди убежденные, а Григоренко, что ваш Григоренко? Приходит на работу в джинсах, здесь надевает приличные брюки, чтобы больных не шокировать, а домой снова надевает джинсы. Так он и коммунистом будет — от и до. У него джинсовая психология, у вашего Григоренко.
«У вашего».
— Но вместе со штанами он не снимает своей убежденности, своего честного отношения к работе, своей инициативы. А у вашей Даниловой ничего этого нет. Кроме своей руки наверху.
— А вам не кажется, что оттуда виднее, кого принимать?
— Нет, не кажется. Виднее тем, кто работает бок о бок с будущим коммунистом. Устав партии для всех един, и никому не позволено делить его на два этажа, для верхов и для низов.
Кереева часто-часто задымила сигаретой.
— Ваша принципиальность, Сергей Иванович, у меня вот здесь! — Она провела себе рукой по горлу.
— Ни я, ни вы, Марьям Хакимовна, не собирались рекомендовать ее в партию. Вам это навязали, муж, видите ли. Муж он ей дома, в постели, а в больнице он ей никто! И я не позволю, чтобы в моем отделении распоряжались без знания дела, в обход и меня, и вас. Мы с вами не пешки. Вам должно быть известно, в партию рекомендуют низовые организации, где хорошо знают человека по его работе, видят его гражданское лицо.
— Вы слишком много себе позволяете, — сварливо сказала Кереева. — С вами все труднее работать!
Малышев посмотрел на ее сигарету, подумал — зря он бросил курить.
— У меня время обхода. — Он показал ей часы. — Позвольте откланяться. — И вышел.
Но на обход не спешил, надо было прежде что-то сделать, выпустить пары. Пошел в свой кабинет, держа кулаки в карманах халата. Что-то надо срочно предпринять, иначе пропадет весь день, он не успокоится. Посидел с минуту за столом и — позвонил в обком, помощнику первого секретаря.
— Говорит Малышев, член КПСС, хирург городской больницы, депутат горсовета. Прошу вас записать телефонограмму на имя членов бюро обкома.
Помощник вежливо согласился.
— Слушаю вас, товарищ Малышев, записываю.
— Прошел слух, что в городскую больницу поступила…
— Слух? — учтиво переспросил помощник. — Может быть, лучше начать с факта?
— Нет, прошу вас записать буквально, как я говорю.
И сказал про путевку. Продиктовал свои телефоны, рабочий, домашний, поблагодарил помощника, только теперь успокоился и пошел на обход.
Но не надолго успокоился. Если уж замкнуло с утра, то будет искрить до вечера.
— А что с Кларой? Где Клара? — Малышев четко знал, кто из сестер дежурит, и не терпел, если делали замену без его ведома. Сегодня дежурит Клара, но на обходе почему-то Маша.
— Так ведь Клара в отпуске, Сергей Иванович, — с улыбкой на его забывчивость пояснила Маша. — Она в институт сдает.
— А улыбаться нечему! — одернул ее Малышев.
Кстати о Кларе. Он написал ей отличную характеристику, сам понес ее на подпись Кереевой, та прочитала, покривилась: «Вы прямо симфонию сочинили, — и красным карандашом, будто выжигая огнем, повычеркивала превосходные степени, пояснив свои действия: — Сестра как сестра». — «Позвольте мне самому судить, какая она сестра! — возмутился Малышев и бесцеремонно выдернул листок из-под красного карандаша. — Вы ее совершенно не знаете, извольте прислушиваться к мнению тех, кто знает. Она будет отличным врачом!» Клара окончила медучилище, работала а ауле, прошлым летом приехала поступать в институт, не набрала нужного балла и устроилась в горбольницу. Скиталась по квартирам, нуждалась, на дежурстве не расставалась с учебником и большую часть своей городской жизни проводила в больнице. Редкой самоотверженности девушка при нынешней лености и нерадивости ее сверстниц — внимательная, исполнительная, аккуратная, неутомимая. По всему видно, что она будет настоящим врачом, у Малышева и чутье, и знание, и наблюдение. «Тогда зачем нам разбазаривать кадры? — резонно поставила вопрос Кереева. — Вы идеалист, Сергей Иванович». Малышеву крыть нечем, действительно, ведь он теряет хорошую сестру, станет ли Клара врачом — еще вилами по воде, а он уже отделение оголяет. Но надо же позаботиться о судьбе Клары, черт возьми, мы обязаны воспитывать молодежь! Для Кереевой это не доводы, и оттого, что ему нечем крыть, Малышев вспылил: «Кадрами пусть занимается ваша кадровичка, вместо того, чтобы колготки продавать из-под полы!» Он и впрямь идеалист, судьбу Клары ставит выше нужд своего отделения. «Характеристика идет на бланке, за моей подписью, это ведь документ, Сергей Иванович, что они там про нас подумают? Вместо деловых качеств разводим турусы на колесах». Кереева была, в общем-то, неплохим организатором, деловой, жесткой, практичной, на слово никому не верила. Короче говоря, Клара получила две характеристики — за подписью главного врача и за подписью хирурга Малышева; он был уверен, что приемная комиссия его знает и рекомендации его придаст значение…