Сверхчеловек — это мечта Ницше, которую он противопоставляет слабости в себе, но не в состоянии превратить в реальность. Этот «сверхчеловек» не может быть никем иным, как разрушителем. Поэтому он так пришёлся по душе нацистам. Сам Ницше очень ценил в людях умение «приказать великое», но не понял, что это должно быть «великое созидательное». И то, что Ницше к концу жизни сошёл с ума, является свидетельством в пользу закона абсолютности разрушения: разрушительность, не реализованная вовне, разрушает самого разрушителя.
Одной из заслуг Ницше является то, что он акцентировал внимание на больших различиях между людьми. Он видел их в том, что одни сильны, другие слабы от природы. Соответственно различается их мораль. Сильные проявляют несгибаемую волю и неистощимую энергию в достижении поставленной цели, слабые рассудительны и нерешительны, порой мягкосердечны, сострадательны. Как следует из изложенного выше, наиболее существенные различия между людьми не в силе, а в векторе их деятельности: созидательном или разрушительном. В созидательной области «сила» изменяется в диапазоне от переполненности жизненными силами до силы духа в высших проявлениях человеческого, «слабость» выражается во взвешенности, умеренности, стремлении предвидеть и спланировать. В области разрушения «сила» толкает деятеля на максимально возможные разрушения, «слабость» разрушает с оглядкой, обеспечивая себе максимальную безопасность и позитивный образ.
Подлинные созидатели выделяются среди других своей силой духа, разрушительность зачастую является следствием разбалансированности, ярко выраженные проявления которой Ницше принимает за силу. Физическое или психическое буйство сил, это ещё не сила. «Человек, стремящийся к великому, смотрит на каждого, встречающегося ему на пути, либо как на средство, либо как на задержку и препятствие…» Если к великому разрушению, то да. Созидатель ищет во всём новые возможности для подъёма, и нет для него большей удачи, чем встретить единомышленника.
Здесь уместно сделать одно важное замечание относительно некоторых появляющихся в тексте терминов, которые, безусловно, не являются научными. Читателю, привыкшему к гуманистической риторике, они «режут» слух. Причина появления непривычных для данного жанра терминов в том, что целью данной работы является понять человека, а не сообщить миру о переполняющей автора любви к нему. Более того, это научный труд, в котором исследование разрушения сталкивается с проблемой дефицита терминологии для описания и анализа этого явления. Причина дефицита в том, что обсуждение этой формы деятельности является табу, за исключением некоторых работ, посвящённых обсуждению узкоспециальных вопросов. Нет обсуждения, нет терминологии. Но есть сленг — естественный элемент реальной жизни, обязательной частью которой является разрушение. Народ его видит, осознаёт и именует. Многомиллионное народное око нередко удивляет нас зоркостью, язык остротой и своим пренебрежением к запретам. А по своей меткости и выразительности эти «словечки» неизменно превосходят сухую как бумага легальную терминологию. Пожалуй, единственный минус их в тех проблемах, которые они могут создать при переводе, если, конечно, появится иностранный читатель. Ну да Бог с ним, свои бы прочли!
Чтобы найти объяснение феномена разрушительности, надо начать с понимания того, что есть два вида деструкции. Деструкция первого вида является обязательным звеном жизнедеятельности. Без него жизнь была бы невозможной. Организм должен постоянно обновляться, чтобы жизнь продолжалась. В нём идёт постоянная смена клеток. Чтобы освободить место новому, старое должно умереть и затем исчезнуть. То есть разрушиться. Два процесса идут параллельно. На дереве появляются новые побеги, и, чтобы освободить им место, старые ветви высыхают и отмирают. Здесь более уместным был бы термин «естественное устранение». Это может быть самоустранение, в процессе, которого человек старится и умирает, а может быть устранение другими деятелями системы, которая таким образом поддерживает свою жизнеспособность.