Разрушительность — это своего рода плата за обретение новых возможностей. Можно считать её эволюционный браком, потому что плата несоразмерна приобретению. Это естественное ограничение, которое каждое усложняющееся явление имеет в своей природе. Оно преодолевается переходом в более высокую форму существования. Как это имело место при переходе неорганической формы в органическую, из органической в психическую. Но вот какова та форма существования при которой естественным образом преодолевается разрушительность, мы не знаем.
Этапы производства этого брака в общих чертах весьма достоверно описаны в теории Б. Поршнева [4]. В соответствии с ней, наши предки разделились на два подвида на стадии «сверхживотного», каковым по существу являлись палеоантропы (древние люди). Они ещё очень близки к своему дорассудочному предшественнику. Но у них уже появилась способность мыслить, а значит и конструировать различные варианты поведения.
И в один поистине роковой для всего человечества момент у кого то из них возникает идея, а почему бы вместо легко доступной, но мелкой живности вроде улиток и червяков, или крупной, но трудно добываемой вроде оленей, мамонтов, не перейти на питание себе подобными. Это оптимальный вариант как по величине добычи, так и легкодоступности. Способствовать этому сдвигу в сознании могла бы какая-нибудь природная катастрофа. Таким образом пралюди разделились на хищников и жертв.
И вот обречённые на съедение, чтобы остаться жить, вынуждены были усложнять взаимодействие. Это послужило мощным стимулом к их совершенствованию. Сфера бессознательного оказалась достаточно гибкой, чтобы под прессом страха обнаружить способность к своеобразным мутациям. В дальнейшем в зависимости от конкретных условий охоты и способов спасения в различных регионах и исторических периодах, начали формироваться различные уровни деятельности, о которых речь пойдёт ниже. Естественно, чтобы эффективно добывать себе пропитание, совершенствовались и хищники, но совершенствование шло в разных направлениях, и в результате появилось два подвида с кардинально отличными жизненными ориентациями. Система «человечество» разделилась на две подсистемы с двумя различными типами приобретённых навыков. Направленных у одних на то, чтобы убивать, у других, чтобы спасаться.
Позже непосредственное съедение другого по мере развития сельского хозяйства и зачатков экономики заменилось на более выгодное использование его в качестве рабочей силы. Непосредственное съедение трансформировалось отчасти в эксплуатацию человека человеком, а у более примитивных деятелей закрепилось как бессмысленное (с точки зрения системы) разрушение ради разрушения. «Когда вы видите, что кто то топором рубит рояль, вы понимаете, что на самом деле ему хочется убивать». Ну что ж, в той крайне неприятной ситуации, когда тебя лишили возможности получить свою порцию удовлетворения от убийства, его можно получить от уничтожения рояля. Один из узников украинских тюрем, которого «нацики» подвергали унижениям и жестоким пыткам, спросил у одного из них: «Зачем вы всё это делаете?» Ответ: «А нам скучно». Скучают многие, но, чтобы в качестве способа развеять скуку избирать садизм, надо быть генетическим разрушителем.
В результате сбоя возникла разрушительность таких масштабов, которые ранее в Природе не наблюдались. Можно сказать больше: если выделить нечто присущее именно человеку и более никому, то это будет разрушительность (по крайней мере в тех масштабах, в которых пристрастился творить её человек). Это действительно так: многое из того, что мы привыкли наблюдать у людей и считать свойственным исключительно человеку, есть у зверей и даже птиц, например, трогательная привязанность друг к другу волков. А о любви лебедей слагают легенды. Песни, пляски — первые предвестники искусства — есть у приматов.
Но у них уже есть и убийства себе подобных. А человек по мере того, как он вооружался существенно увеличил их масштаб. С помощью булыжников, потом мечей, арбалетов, пистолетов, пушек, бомб, а ещё лжи, «мягкой силы», гибридных войн. Вот такой портрет вырисовывается! А если его дополнить золотыми погонами и звенящими орденами военных, белоснежными рубашками и швейцарскими часами дипломатов, блеском и мишурой переговоров, конгрессов, сессий, пустопорожними речами государственных мужей — картина получается впечатляющая. Но по сути своей всё это не более, чем прикрытие творимого разрушения.