Для лучшего уразумения проблемы можно провести параллели с тем, как это устроено во Франции. Там нет памятников Робеспьеру. Но есть памятники человеку, который по сути осуществил реставрацию, после бессмысленной разрухи поднял дух французов, вселил в них уверенность. Правда сделано это было весьма специфическими методами, но это другой вопрос. Наполеон оставил Франции «Кодекс Наполеона», от Ульянова осталось несколько вздорных лозунгов, и больше ни-че-го! Единственное, что он сделал в деле строительства страны — подготовил её к скорейшему распаду.
Преступления Ульянова против своего народа несравненно более тяжкие, чем Гитлера против своего. Гитлер не преследовал немцев за великонемецкий шовинизм, ничего подобного этому ублюдочному ленинскому слогану «великорусская шваль» он в адрес немецкого народа не говорил, поэтому у немцев гораздо больше оснований украшать улицы своих городов изваяниями Гитлера, но там памятников ему нет! Так почему же у нас истуканы Ленина есть? Почти во всех городах, за исключением двух столиц, главные улицы названы партийной кличкой человека, который вверг страну в самую крупную катастрофу за всю её историю. Фамилией террористки Коноплянниковой, убившей командира лейб-гвардии Семёновского полка, до сих пор называется одна из улиц Твери. В центре Петербурга фамилии террористов убрали из названий, но в окраинном районе, г. Павловске, улица Халтурина осталась. Рядом улицы Р. Люксембург и К. Либкнехта. Какой след они оставили в истории Павловска или, может быть, истории России? Оказывается, оставили! Но какой, читателю ни за что не догадаться. В ответ на убийство в Германии Р. Люксембург и К. Либкнехта большевики расстреляли в 1919 году Великого князя Дмитрия Константиновича, родного брата поэта «К. Р.». А Павловск был летней резиденцией многочисленной ветви «Константиновичей». Вот это месть, так месть: «Константиновичей» из русской истории выметаем, чтобы и духу их там не было, и, восстанавливая пролетарскую справедливость, Розой с Карлом замещаем.
Главная улица этого милого, напитанного историей городка, — улица Революции. Революция (вы понимаете, какая) след в истории России, конечно, оставила. Но сегодня, когда уже достаточно многое понято, существование улиц с такими названиями больше всего похоже на изуверство. Последнее отнюдь не преувеличение, если понять, что происходит с сознанием тех, кто живёт на этих улицах, а так же на улицах Дыбенко и Бела Куна в Петербурге. Да и тех, кто то и дело натыкается на рассеянные в огромном количестве по всей стране названия — реликты эпохи тотального разрушения России. Эта цивилизационная бесчувственность и душевная лень пробираются в русских людей, деморализуют их, порождая неразбериху в сознании, а затем разруху в окружающей нас действительности.
На одном из ток-шоу А. Проханов, редактор газеты «Завтра», фигура харизматичная, говорит, что он по состоянию души и своим убеждениям — красный, а С. Станкевич, тоже известный человек, правда с несколько полинявшим либеральным имиджем, говорит, что он — белый, и 1991 год воспринял, как первую веху в возрождении России. Картину такого единодушия поляризованности довершает серебряный крестик на груди красного Проханова. Для завершённости картины не хватает третьего, померещившегося тронувшемуся умом А. Блоку: «…в белом венчике из роз, впереди Иисус Христос». Впереди кого? Тогда впереди двенадцати мародёров. Те, кто в ту пору остались в здравом уме, оказались в явном меньшинстве. Отчасти это продолжается до сих пор. А З. Гиппиус, когда началось «уплотнение», пожелала Блоку, чтобы ему подселили двенадцать красноармейцев.
И что делать стране с кашей в головах из венчиков, крестиков и кумачовых знамён в той патовой ситуации, в которую её загнала история? Появилась идея примирения и её материализации в виде монумента примирения, где стоят, склонив головы, белогвардеец и красноармеец. Предводитель Дворянского собрания Крыма, потомок адмирала Ушакова, А. Ушаков считает: «Это всё равно, что установить памятник маньяку и его жертве». Примирение созидания с разрушением в принципе не может дать позитивных результатов, потому что, по сути, это согласие на новое разрушение. Поэтому примирение с палачами недопустимо, примирение с искажённой историей тоже. Примириться можно со своей подлинной историей.