Он все шептал и шептал, гладя девушку по волосам, целуя мокрые соленые щеки, сжимая ее руки в своих ладонях. Ваня пока еще не успел оценить постигшей их неудачи, он понимал только одно: сейчас надо успокоить, отвлечь любимую девушку, а делать выводы, принимать решения – все потом.
Они медленно брели домой, то останавливаясь и обсуждая слова Пал Палыча, то замолкая, обдумывая дальнейшие ходы. Переливая из пустого в порожнее, они и так, и эдак раскладывали сложившуюся ситуацию, но решение оставалось неизменным – с лагерем в этом году ничего не выйдет.
Как-то незаметно они добрели до Аниного дома, долго стояли у подъезда и не могли никак расстаться. Эта неудача еще сильнее сплотила их. Казалось, стоит им сейчас разойтись, и судьба-злодейка добьет их поодиночке. Но часы неумолимо отсчитывали положенное время, и, поцеловавшись на прощание, Малышева с Волковым расстались.
– До завтра. Спи спокойно, – прошептал Ваня. – Мы что-нибудь придумаем.
– Спокойной ночи. – Аня вошла в дом.
Открыв дверь своим ключом, Аня сообщила родителям, что пришла, и заперлась в ванной. Равномерное журчание воды немного успокоило нервы. Аня погрузилась в пенную воду и зажмурила глаза. Она любила под шум льющейся воды вести вслух диалог со своим вторым «я».
«Только такая дура, как ты, может решить, что все должно быть тип-топ», – сердито проговорила ее рациональная, разумная, половина.
«Но я же так старалась!» – оправдываясь, возразила иррациональная, уповающая на эмоции, половина.
«А твои старания и были оплачены с лихвой, или не так?»
«Стала бы я только из-за оценок так напрягаться!»
«Конечно, мы ведь привыкли учиться на троечки, быть страшненькими и толстенькими, страдать оттого, что нас никто не любит, и при этом очень себя жалеть». – Рациональная половина явно вела в счете.
«Ничего подобного! Что ты хочешь этим сказать?» – не сдавалась иррациональная половина.
«А то! Налицо множество побед, и на этом фоне какая-то несостоявшаяся поездка в какой-то экстрим-лагерь, где и кроватей-то нормальных нет, выглядит полной ерундой».
«Но так хочется!»
«Хочется – перехочется!» – усмехнулось рациональное «я».
Диалог был закончен. Как всегда, победила дружба, в душе у Ани установилось относительное равновесие, и она отправилась спать. Даже есть совсем не хотелось!
3
голосил папа, бреясь в ванной.
– Ужас какой! – простонала Аня.
– Нюрка, это не ужас, это я, твой родной папа, песню пою.
– Терпеть не могу эту твою Нюрку, – ворчала дочь.
– Вот встанешь, умоешься и сразу станешь Аннушкой.
– Я и Аннушку терпеть не могу!
– Тогда не умывайся, все равно смысла никакого нет, – засмеялся папа.
Проснувшись, Аня не сразу поняла причину своего ворчливого настроения, но постепенно действительность начала приобретать ясные очертания. Сразу вспомнились детские раскраски, «Волшебные картинки» назывались. На лист бумаги наносилась сухая акварель, поэтому рисунок был бледным и нечетким. Но как только к нему прикасались мокрой кисточкой, картинки сразу оживали и становилось радостно, как от чуда. А вот сегодня радостно не становилось, потому что «Волшебные картинки» оказались очень грустными.
«Так ты помнишь наш вчерашний разговор?» – снова ехидно спросила разумная, правильная, половина.
«Да помню, помню я все!» – обреченно вздохнула неправильная половина и в отместку своему рационализму пошла на кухню и с удовольствием выпила чай с жутко калорийной и ужасно вредной сдобной булкой.
Пустячок, а приятно.
Едва войдя в класс, Аня столкнулась с Волковым.
– Ань, я все придумал! – Он возбужденно размахивал руками.
– Ванечка, во-первых, доброе утро.
– Доброе утро.
– Во-вторых, успокойся и говори тише. В-третьих, ты спал сегодня? – Аня поправила ему воротник рубашки.
От ласкового прикосновения ее нежных рук Ваня поперхнулся и смутился:
– Спал, конечно, но недолго. А ты?
– А я очень хорошо спала, крепко и без сновидений. Знаешь почему?
– Ань, я не понимаю, ты о чем?
– О том. Я вчера закатила истерику, а сегодня мне стыдно. Подумаешь, две недели не так пройдут, как хотелось. Тоже мне горе! Я ведь вчера даже за Пал Палыча не расстроилась так, как за себя. Стыд какой! А ведь у него действительно что-то серьезное, раз он от лагеря отказался, отложить свою больницу не смог. Так что ты меня не жалей, а наоборот, поругай.
– Так… Ты не перестаешь меня удивлять. – Ваня заулыбался, а улыбка у него была ослепительной.
– Сегодня же позвоним кэпу и успокоим его, скажем, что мы немного расстроились, но запасемся терпением и будем ждать его выздоровления. Точно?
– Умничка! – У Волкова сразу отлегло от сердца.
Только Аня могла вот так резко менять свое настроение. Вчера вечером он так испугался за нее, что сам даже не успел расстроиться. Решение пришло само собой. Они с Аней могут поехать на каникулы в Прагу. Софья Александровна была бы счастлива, не говоря уже об Ирочке. Сестра обожала и Ваню, и Аню. Она даже предложила Аньку усестрить: мол, раз теперь у нее есть брат, то очень хочется и сестренку – именно Аню.
Муж Софьи Александровны, Леон Богуславович, преподавал в старейшем в Европе Карловом университете, и они могли бы прекрасно провести время с новыми родственниками и новыми друзьями – студентами из России. Правда, в прошлый их приезд Волкова изматывала глупая ревность, а Аня места себе не находила от недостатка Ваниного внимания. Глупость, конечно, но они с этим разобрались и больше на одни и те же грабли наступать не собираются. Поэтому отдых может получиться незабываемым. Главное – найти деньги на поездку и уговорить Аниных родителей отпустить дочь. В прошлый раз родители были долгое время против, но ведь сейчас они уже знают, куда и с кем поедет их Аня. Только когда сказать об этом Ане? Она такая впечатлительная, что, пожалуй, лучше поговорить после уроков.
День пролетел незаметно. Все из-за того, что оценки уже были все выставлены, а на уроках шло повторение пройденного, подготовка к экзаменам. Сейчас учителя, казалось, волновались гораздо больше своих учеников. Каждый преподаватель старался впихнуть в ленивых, дремавших за партами девятиклассников как можно больше информации. По итогам экзаменов будет производиться набор в десятые классы, но важно не только это. Результаты экзаменов говорят об уровне преподавания, поэтому экзамены очень важны и для педагогов, и для учеников.
После уроков два девятых класса, «Б» и «В», собрались в актовом зале на репетицию «Трех мушкетеров». Постановку планировали показать на выпускном вечере. Кахобер Иванович с удовольствием потирал руки, предвкушая интересную работу. Когда-то он ушел со второго курса театрального училища, но запах кулис все равно манил его. Так в школе стали появляться спектакли, покорявшие своей искренностью и неординарностью. На репетициях кипели нешуточные страсти, поощрялась любая инициатива. Даже самые пассивные приходили на репетиции, чтобы просто посмотреть, и уже через десять минут кричали, что так не похоже или что так не смешно. И Кахоберу Ивановичу все это очень нравилось.
Волков и Малышева отвечали за спецэффекты, поговорить им опять не удалось. «После репетиции», – подумал Иван и уткнулся в какую-то штуковину. Ира Дмитриева, естественно, была художником-оформителем спектакля. Она потащила Аню с собой показать готовые декорации. Потом Аня покрутилась около мальчишек, которые во главе с Ваней придумывали всякие хлопушки, ветры, туманы и прочие хитрости.