— Очень хорошо, идеология прежде всего, это означает, что вы верите в нашу победу. А конкретнее?
— Постановление о литературных журналов «Звезда» и «Ленинград», а также о враждебные извращения этой навпівчерниці, напівблудниці поэтессы Анны Ахматовой и білогвардійського очорнителя социалистической действительности Михаила Зощенко…
— За это, товарищ Жданов, надо выпить, — Сталин подсунул Жданову бокал с судоплатівським «снотворным». — Пейте!
— Не пью, вы же знаете, товарищ Сталин, у меня сердце.
— Пейте, пейте, немного коньяка поможет вашему сердцу, — ледяным тоном сказал Сталин. — Я же пью. Жданов выпил коньяк и упал на ковер.
— Поскрьобишев! — крикнул Сталин. — Здесь Жданов напился, как свинья, вынесите его вне леваду.
Послышались выстрелы, крики. Поскрьобишев — раненый, окровавленный — ввалился в дверь со словами: «Диверсанты
ОБРАТНАЯ СТОРОНА МАРСА
— Я собрал вас, господа, чтобы сообщить печальную новость: в астрале ведутся тяжелые бои, — сообщил Ли Махатма Коваленко, который выполнял роль Координатора Постоянной Президиума Совета Великих Махатм Шамбалы.
— Как бои? — спросил Махатма Рабиндранат Джексон.
— Как бои? — спросил Махатма Ятамото Хиро.
— Как бои? — хором спросила остальные десять махатм, которые вместе с упомянутыми выше и составляли РВМШ.
— Так, господа, сегодня я вышел в астрал с обычной контрольной инспекцией и увидел, что на Большой Долине Сумму сошлись Коричневые и Красные Балли и начали бескомпромиссную битву, — сокрушенно вздохнул усатый, с бритой головой, на макушке которой был оставлен длинный клок волос, Ли Махатма Коваленко. — Война, которой мы все боялись и на которую все тайно ждали, началась. Теперь такое именно должен начаться на Земле. Как будет в астрале, так будет и в грубом мире, — это истина давновідома, неоспорима и еще не подвержена секвестору Наивысшего.
— Не надо употреблять имя Самого всуе, — нервно забормотал Махатма Конрад Али-заде, сухой желчный старичок с золотым зубом.
— Господа Махатмы, мы сегодня должны направить этот астральный бой в русло, выгодное Высшей Иерархии Сущего, и не допустить, чтобы этим воспользовалась Низшая Иерархия такого же Сущего. — проговорил Ли Махатма Коваленко. — Объявляю таким образом непрерывный сеанс медитации вплоть до полного выявления победителя и окончательного поражения одной из красок Баллов. Если победит красная, пусть будет красная, если сила будет на стороне коричневых, — пусть будет так.
— Так, выходим все вместе в астрал! — воскликнул енергійний Махатма К'Ногу, голый австралиец со стилизованным бумерангом по соломенным поясом.
— Но без мошенничества, — предостерег Махатма Югенштауфен и посмотрел на своего соседа Махатму Авраама Бродскі. — А то один может притвориться медитуючим, а сам тем временем наведет сепаратные сношения с адептами Низшего или Высшего Мира и повлияет на битву так, как ему выгодно.
— Нет, — сказал Координатор. — За этим сеансом будет наблюдать наш приятель Адепт дванадцятого ступеня Лама в Красной Шапке его святейшество В-Га.
— Согласие! — сказали хором все двенадцать махатм.
— Тогда начинаем. — сказал Махатма Коваленко. — Смею напомнить уважаемому собранию условия Великой Астральной Битвы: побеждает не самый праведный и самый Достойный, побеждает тот, чей символ состоит вследствие Высших Астральных Комбинаций, в данной войне это или Пентаграмма Красная, Левая Свастика Коричнева. Пусть воцарится Высшее Случайная Целесообразность…
…Вечером тридцатого апреля 1941 года швейцарский профессор археологии Ли Коваленко принимал на своей тихой вилле за семь километров от Вадуцу своих коллег-ученых — двенадцати таких же, как он, профессоров археологии. Они сидели в холле за круглым столом, пили кто что — кто чай, кто виски, кто кофе, а доктор из Монголии Цебербадал — кумис, курили тоже кто что. Собрались они поговорить о роли желтых и синих нитей в геометрических узорах домотканых гуцульских и шотландских тканей в патриотическом воспитании подрастающей молодежи, в частности в контексте событий 1374-го и 1939 годов, соответственно в Шотландии и Карпатской Украине. Служил профессорам китаец тібетець В-Га…
…Развеивая фиолетовые облака Несущественного, продираясь сквозь дебри молний, на небе серого цвета начали проступать очертания каких геометрических фігур. Одни линии были ярко-рубинового цвета, другие — прозрачно-изумрудного. Гнев белыми клубами дыма посреди красно-карминовых острых углов, которые постоянно меняли свои положения, далее врывались вздохи оранжевого смеха…
Китаец У-Га на ліхтенштейнській вилли подошел к профессору Тотельцотека из Мексики и забрал из него какую-то подозрительную грибное блюдо.
— Вам достаточно, профессор, — сказал слуга гостю, нарушая все мыслимые и немыслимые правила этикета, но это был не простой слуга, это был ученый слуга. — Вам не стоит смеяться так оранжевое, профессор, — добавил с нажимом на последнем слове китаец тібетець В-Га.
Профессор из Мексики печально проследил глазами за тарелкой с оранжево-синим грибом и выпил обычной текилы. Хозяин виллы профессор Ли Коваленко, как сатисфакцию, предложил своему заморскому коллеге экзотическую вещь — папіросу «Беломорканал».
…На сером небе с огромной скоростью изменялись геометрические фігури рубиновой и изумрудной краски.
На безграничном поле под веселым небом, которое напоминало калейдоскоп — детскую игрушку, что ее суетливо выдирают из рук друг у друга нетерпеливые дітваки, творилось тоже что-то непонятное. Две потуги — красная и коричневая — дрались между собой так, как бы это уже был Армагеддон. Бились они не на жизнь, а на смерть. Кровь текла реками, стоны раненых заглушали воинственные крики и команды военачальников, но победы не было. На небе буйствовала геометрия пьяного маляра.
…Профессор Максимилиан Гирей выехал в большая Степь со своими учениками. Они все были на лошадях, одетые в кожаные доспехи, имели при себе веревки из конского волоса, луки, полные колчаны стрел, каждый за поясом мав широкого ножа, а професор Гирей еще и ценную кривую персидскую саблю. Выехали в степь для философского диспута с представителями «Киевской школы».
— На север! — крикнул гортанным голосом Махатма Максимилиан Гирей, и орда с дикими криками и гиканьем помчалась вверх вдоль Днепра.
…На небе было неспокойно…
…Профессор Ямамото Хиро бродил философским садом, где на ровной площадке было разложено 14 белых камней. Самурай Ямамото Хиро сказал себе: «Я сегодня сделаю это!». Он ходил по площадке, ища такого места, откуда одновременно мог бы видеть все 14 камней. Не было такого места. Не было ответа. Самурай ходил и ходил, а рука его тянулась к мечей за поясом… На сером небе появлялись и исчезали рубиновые и изумрудные линии. Под небом продолжалась битва без победы…
…Професор Мбобу Шаманович дого бил в тамтам. Сидя под тенистым баобабом, аж пока не пришла вырезанная из черного дерева и слоновой кости Средняя З'оба, несравненная и огненный учительница геометрии. Она подошла к профессору и взяла копье, который рядом был воткнут в землю, рисовала на земле разные фигуры — треугольники, параллелепипеды, ромбы, волнистые и ломаные линии. Потом они ели кокосы, занимались творением себе подобных несколько дней и ночей, пока профессор и Великий Махатма не объявил, что это — бред и попустительство Нижней Иерархии, что дух витает, а потом дальше рисовали геометрические изыски професоровим копьем на пісковитому почве.
…На поле шла битва…
…Профессор Конрад Али-заде курил кальян и пил кофе. Он лежал на мягком ковре и бросал кости. Ему все осточертело в этом недосконалім мире, он хотел только одного — кофе, кальяна с опием, и чтобы кости упали так, как надо. Кости не хотели так падать. Профессор Али плеснул в ладони, матеріялізувався слуга-славянин. «Принеси счеты», — приказал профессор Али…
…Небо и поле змітались…
Профессор Хуан де Кортесюк смотрел на желтую песчаную арену, где блестящий, одетый в гаптовану золотом одежду из вишневого бархата знаменитый тореро Франциско Кос-о-Лун побеждал свинью. По желтому песку текла кровь, и пятно напоминала пятиконечную звезду…