— Не-е-х! — завизжал российский мужичок. Было поздно, немец уже держал двумя пальцами его кровавое ухо, брезгливо морщился и вытирал лезвие ножа о плечо россиянина.
— Вашу мать… — Бородатый орал и бился в истерике. — Суки, бляди, сволочи, гади…
— Давай, братишка, возвращайся, будем второе ухо рэзать, а потом уже нос, яйца и так далее, — успокаивающе сказал ему Дмитрий.
Москаль тяжко ругался и шапкой останавливал кровь. За окнами слышались автоматные очереди. Надо поспешить, посмотреть, что там в поезде, думал Дмитрий, а этот, видно, еще не созрел до дружеской беседы.
Немец потянулся до второго уха матерного русского.
— Слушай ты, цапе бородатий, тебе ушей не жалко? Скажи, сколько вас? Кто напал на поезд? Вы грабители или партизаны? Говори, и я дам тебе покой. А нет — то лютую смерть примешь.
— Да пашол ты… — начал россиянин, но вдруг осекся, его взгляд остановился на горлышке бутылки, которая торчала из саквояжу. — Эй! Да у вас випіть есть?
— Есть, — подтвердил Дмитрий.
— Налєй, а?
— Налию, расскажи то, что я спрашивал.
— Да ты налєй сначала.
— Хорошо, я налью, а если не заговориш, мы из тебя этот коньяк выльем.
— Ето как?
— Разрезаем живот и перевернем вниз.
— Налівай, быстро, — сказал россиянин.
Дмитрий взял серебряную рюмочку, вынул бутылку коньяка.
— Да ты што, — остановил его бородач, — штоб я с этого напьорстка пол, да лучшє ухо рєж. Дмитрий налил ему полстакана.
— Лей полную! — скомандовал русский.
Дмитрий изумился, налил ему полный стакан коньяка. Россиянин выпил двумя большими глотками. Все четверо офицеров зачарованно смотрели на него.
— Значітся, так, — звеселіло промолвил бородач, — мы вольниє казаки, грабім поезда, вот у вас хотєлі шмоткамі разжіться, пообносілісь. Билі здесь політічєскіє красниє партізани, да после того, как немцы с хохламі взялі Москву, куда-то ісчєзлі. Теперь мы здесь хозяева. Билі, — добавил он грустно, взглянув на своих товарищей, которые лежали на полу, один в луже крови, второй в неестественной позе.
— Эх, жалко ребят, — сказал сердечно.
— Ты себя пожалей, — заметил Дмитрий, — говори, сколько вас, какая тактика?
— Налєй, парень, вінца, больно уж хорошеє, — мечтательно сказал бородач.
— Сколько вас? — кричал Дмитрий. — Говори, скурвий сыну! Говори, налию!
— Нас — трідцать. Било, — добавил разбойник, глипнувши на своих покойных товарищей. — На повороте один цєпляєтся за поезд, сриваєт стоп-кран, и — по вагонам, по три человека на вагон, двое дєржат на мушкє машіністов. Дай вина, а?
— На, залейся, — сунул ему бутылку Дмитрий. — Берите оружие, — бросил своим попутчикам. Они, правда, уже были снаряжены, но из оружия имели только пистолет и ножи. — Берите эти автоматы! — кивнул Дмитрий на два советские ППШ, сам закинул на плечо «шмайсер».
— Немецкий офицер не возьмет в руки этого азиатского большевистского филина, — напыщенно заявил эсэсовец.
— А щоб тебе шляк трафив, какой ты глупый, — сказал по-украински Дмитрий, а по-немецки бросил: — На тебе твой родной «шмайсер», а вы? — обратился к румына и мадьяра. Они как-то странно топтались возле российского автомата. А, понял Левицкий, не умеют пользоваться. Ну, это еще можно понять.
— Хорошо, я думаю, нужно пробраться через три вагона до локомотива, освободить машиниста, и главное — тронуться.
В соседнем вагоне длился бой. Дмитрий осторожно отклонил дверь, заглянул. На несчастье русских розбійничків, они оборонялись спиной к Дмитрию. Их было трое, и они вели перестрелку с несколькими итальянскими офицерами.
Хорунжий Левицький не очень любил стрелять в спину, но в этот раз особого выбора не было. Очереди из «шмайсера» и российского ППШ, несколько выстрелов из пистолетов румынского и мадярського офицеров, которые не умели стрелять из советского дискового автомата, поклали край разбойничьей карьере трех российских вольных казаков. Не повезло им.
До Дмитрия бросились итальянские офицеры. Первым подошел молодой подполковник очень франтуватого вида. Несмотря на то, что минут двадцать он вел настоящий бой, был холодным и спокойным.
— Не думайте, господа, что мы будем благодарить бы за помощь, — обратился каліченою немецком языке, — это вы должны просить у нас прощения за то, что вмешались в наш бой. Но это не настоящие соперники, а так, бродяги бродягами, поэтому я прощаю вашу бестактность. Хотя на самом деле при определенных обстоятельствах вы спасли нам жизнь — кто знает, как оно могло закончиться, — неожиданно засмеялся итальянский офицер. — Ладно, господа, если вы настаиваете, то спасибо вам, — добавил он официальным тоном, хотя никто от него не требовал благодарности. — А сейчас приглашаем вас до нас у купе на келих доброго вина.
— Потом вино, полковнику, — надо, видимо, освободить поезд от бандитов. Или как? — резко сказал Левицкий. Из других купе выглянули испуганные гражданские пассажиры.
— А-а! Действительно, вперед, господа!
В следующем вагоне картина была ужасной — в коридоре лежало где-то с полдюжины окровавленных трупов. Это были немецкие офицеры интендантской службы.
Эсэсовец Пельке очень разозлился, он резко по очереди заглядывал в каждое купе, но разбойников уже не было. Они товклись в следующем вагоне. Как раз грабили пассажиров. Дмитрий пропустил вперед своих попутчиков — венгерского капитана и эсэсовца Пельке с ножами. Розбійнички не успели схватиться за свои ППШ, началось кровавое месиво.
Дмитрий увидел, что дело идет к развязке, выпрыгнул из вагона и побежал к путям. У перил остановился. Надо было выманить хоть одного из разбойников из кабины паровоза. Решение пришло мгновенно. Дмитрий бегом вернулся в вагон, там уже было по битве. Итальянские и немецкие офицеры вытаскивали трупы «вольных казачішек». Пельке лежал с сотрясением мозга, мадяреві выбили зубы, и он хотел с горя застрелиться, румынский майор его отговаривал, мол, зубы можно и золотые вставить, будет еще лучше — красиво и богато, румын показывал капитану свой золотой зуб, вставленный, как он говорил, в самом Париже. Оба уже успели приложиться к бутылке коньяка.
— Что делать? — до Левицкого подошел итальянский подполковник, в руках держал «шмайсер». — Что еще надо сделать?
— Локомотив! — сказал Дмитрий. Он отыскал бутылку коньяка в чьих-то разбросанных вещах, нашел в купе проводников стакан. — Бегом! За мной! — бросил итальянцу.
Подбежали к паровозу. Дмитрий стал возле лестницы, немного сбоку, и начал с громким бульканьем наливать коньяк в стакан. Налил полстакана, выпил, налил еще, дал итальянцу, за третьим бульканьем из кабины послышался голос:
— Эй, да вы там пйотє! Вань, слышь, они там п'ют. Вань, ти посторожи этих, я спущусь, выпью соточку, патом ти сходіш. Я — быстро.
Сработало, обрадовался Дмитрий. Вольный казачішка вместо «соточки» получил профессиональный удар в основание черепа и уснул надолго. Через несколько минут Дмитрий снова забулькал коньяком.
— Вась, да вы что там, обурєлі? Давай возвращайся, дєрябнул и будя, я тоже хачу. Ну че вы там? Я, блядь буду, счас спущусь.
Дмитрий дальше булькал коньяком.
Казачішка не выдержал, спустился и лег возле своего товарища.
Дмитрий вбежал в кабину паровоза, машинист и его помощник стояли беспомощные и пристыженные.
— Все, поехали, вперед! — крикнул Дмитрий.
В купе лежал немецкий офицер Пельке, возле него хлопотал военный врач, что нашелся среди итальянских офицеров.
Венгерский капитан со слезами на глазах рассматривал свои изрежены зубы, он что-то лементував своим языком и подкручивал напомаженные специальном шмаровидлом кончики усов.
Румынский майор смазывал свою шею и щеки одеколоном:
«Это я привез его из Парижа, когда был там, знаете, господа, Париж…».
Зашел итальянский подполковник:
— Я вас звал на бокал вина, господа, но решил, что лучше прийти к вам — со своим, конечно, вином.
Зашли итальянские офицеры с бутылкой вина.
Дмитрий выпил белого итальянского, и вместе с алкогольным теплом его окутала мерцающая дымка воспоминаний. Тогда в Черновцах…