Илья хорошо запомнил эти трубки - прозрачные, диаметром сантиметров в пять. Почему запомнил? Наверное, все дело в предвкушении чуда.
Но потом все изменилось.
Мама забрала Илью из садика в середине дня. Илья сразу заметил, что с матерью что-то не так, но что именно - понять не смог.
Больше в садик он не возвращался, а отца - не видел.
- Ты - особенный мальчик, - объясняла мать. - Тебе не нужен садик. Пусть твой козел-папаша с той курицей водят туда своих новых детей.
Примерно тогда мир и стал черно-белым.
И вместе с цветом из жизни Ильи ушло все хорошее.
Мать перестала выпускать его не улицу, даже выкинуть мусор или купить булку хлеба. Единственной работой по дому для Ильи стала уборка, которой он раньше никогда не занимался.
Ховея стала раздражать еще сильнее. Горшок был слишком тяжел, чтобы Илья мог поднять его, поэтому его приходилось каждый раз сталкивать с места, чтобы протереть под ним пыль.
Шарик наблюдал за маленьким хозяином, не в силах помочь.
Когда Илью уже одолело отчаяние, и он без спросу сбежал покататься на снежной горке, мать нашла его, молча привела домой, выкопала в промерзшей земле большую яму, связала Шарику лапы и живьем похоронила его, не внимая слезам и мольбам сына.
Больше попыток погулять Илья не предпринимал.
Мать выкинула телевизор и все книжки, которые так любил Илья. «Волшебник Изумрудного города» с красивыми картинками, «Робинзон Крузо» с картинками некрасивыми - все отправилось в печь.
Кроме маминых учебников. Она все так же продолжала ходить в университет, где преподавала предмет со сложным названием «анатомия».
Периодически, когда мамы не было дома, Илья заглядывал в эти учебники. Интересного в них было немного, но выбирать не приходилось.
Зато в этих книжках были картинки. Скелет, мышцы, органы - хоть они и были всего лишь рисунками, а не фотографиями, все равно вселяли в Илью страх.
В школу Илья тоже не пошел.
- Для таких особенных детей, как ты, в школе нет ничего хорошего, - ласково объяснила мать.
Его поведение ухудшалось день ото дня. Она могла ругаться с кем-то несуществующим. Могла несколько часов просидеть в кресле без движения. Могла забыть о прошедших днях и даже неделях.
Она все больше и больше пугала Илью. Весь мир Ильи сжался в липкий комок страха, стоявшего в горле и протянувшего метастазы (Еще одно слово из учебников) во все части тела.
Илья вспоминал рисунки сердца, желудка, пищевода, почек - и представлял, как метастазы проникают в органы внутри его организма.
Наверное, сумасшествие матери тоже пустило корни в ее теле, пронизав трепещущую от движения крови плоть.
Время перестало идти. Жизнь превратилась в один сплошной серый день. Илья давно потерял счет месяцам, проведенным в изоляции. Его друзья, воспитатели, добрая продавщица из ларька на автобусной остановке - все они практически стерлись из памяти, оставив лишь фантомные образы. Четыре комнаты дома - все, что осталось у Ильи.
Но потом случилось нечто странное.
Нет, в маминых книжках Илья встречал слово «эрекция». И он даже знал, для чего она нужна. Просто никогда не думал, что испытает это на себе.
Мать заметила. Она, до этого никогда не поднимавшая на сына руку, избила его новогодней гирляндой. Он хлестала Илью до тех пор, пока он не упал и не перестал закрываться от ударов.
Когда он очнулся, мать сидела над ним и плакала. Увидев, что Илья открыл глаза, мать обняла его, прижала к себе и снова сказала, что он - особенный мальчик.
Мать вновь изменилась. Попробовав раз, она стала избивать Илью за любую провинность. Крошки хлеба на столе, пыль на подоконнике или неплотно закрытая дверь в комнату - Илья был виноват во всем, и за все расплачивался болью.
Но это продолжалось недолго.
Во время очередной уборки Илья смог поднять горшок с ховеей.
Он понял, что вырос, что стал сильнее. Он понял, что может дать матери отпор.
Хватило всего одной пощечины. Мать даже не испугалась, скорее, удивилась, но после этого побои прекратились.
Мама становилась все безумнее. Она уволилась с работы, стала кричать по ночам, чавкать во время еды, не в силах удержать пережеванную пищу в полости рта. Однородная масса вываливалась на стол, повисала на губах.
Мама перестала следить за собой, умываться и даже иногда забывала ходить в туалет, испражняясь под себя.
Илья устал это терпеть, поэтому запер мать в погребе дома. Он не собирался кормить ее или еще как-то ухаживать. Он хотел избавиться от нее.
Две недели он слушал практически непрекращающиеся крики из-под земли. Его раздражали эти вопли, но поделать он ничего не мог.