Отходя от изощренной сексологии к глубоким и традиционно жестоким психиатрическим вмешательствам, Кронфельд ввел инсулиновые шоки – новый метод лечения шизофрении, радикальный и изнурительный.
Мы не знаем, как отреагировал Кронфельд на вынужденную трансформацию своих клинических интересов, а затем и на арест младшего друга. Очевидно, что в минуты, свободные от пациентов, он искал новые пути, которые помогли бы его советским хозяевам в их неизбежной борьбе с нацистским врагом. Работая на Красную Армию, Кронфельд разработал психологические тесты, помогавшие отбирать кандидатов в авиационные училища. Со временем его контакты с советским руководством углубились. Он был знаменитым берлинским профессором в сталинской Москве, добровольно приехавшим помогать большевикам в их борьбе. Консультируя своих покровителей и делясь с ними своими давними уже познаниями, Кронфельд убедил некоторых из них – тех, кто имел реальную власть, – в том, что они могут быть исключительно полезны: Кронфельд лично знал новые кадры германского руководства, о которых не имел представления даже Коминтерн, настолько быстрыми были перемены в Берлине. Новые лидеры Германии были, возможно, лучшими друзьями или смертельными врагами советских вождей, и в этой игре любой намек имел значение. Кронфельд делился своими знаниями о личной жизни нацистской элиты с кремлевскими товарищами; может быть, поделиться стоило со всеми советскими людьми? Но ситуация быстро менялась и в Москве; до, во время и после подписания печально известного пакта Молотова-Риббентропа обитатели московских офисов, связанных с иностранными делами, менялись так быстро, как будто в стране произошла новая революция.
Как и многие его коллеги и сверстники – Фрейд, Хиршфельд, Беньямин, Варбург – Кронфельд был коллекционером. Чувствуя важность тех решающих лет, все они тревожились о ближайшем будущем, но в своих коллекциях они погружались в глубокое прошлое. Все они создали собрания самых необычных предметов, от античных статуэток, загромождавших рабочий стол Фрейда, до барочных драм, загромождавших докторскую диссертацию Беньямина, и до «Атласа Мнемозины» Аби Варбурга – беспрецедентной коллекции изображений, предназначенных для организации мировой культуры, которая каталогизировалась как библиотека. Все они пытались найти подходящую историческую метафору для текущего – и быстро меняющегося – момента. Терапевт с огромным опытом и таинственными друзьями в высших кругах, Кронфельд коллекционировал анекдоты, сплетни и правду о германской элите. В советской Москве он нашел неожиданное применение своему старому увлечению.
Коллекция Кронфельда состояла из фрагментов конфиденциальной информации – сегодня мы назвали бы ее «устной историей» – о членах быстро менявшегося германского руководства: о старых и новых министрах, о штурмовиках и полицейских чиновниках, знаменитых артистах, врачах и партийных бонзах. Эта коллекция была уникальной во многих отношениях. Уникальным был терапевтический доступ Кронфельда к своим живым источникам, которые были связаны с ним силами страдания, доверия и того, что в психоанализе называют переносом. Этот уникальный доступ сделал познания Кронфельда необычайно богатыми, но он же сделал невозможным проверку его показаний. Порочные фигуры, которых Кронфельд знал до решающих лет консолидации нацистского режима, оказались критически важны для человечества. Столь же уникальным был и обходной способ, которым эта частная коллекция сделалась общедоступной.
По чьей-то просьбе (это был очень влиятельный человек, может быть, и сам нарком иностранных дел Максим Литвинов) Кронфельд представил свою коллекцию узкому кругу высокопоставленных читателей. Так получилась брошюра, изданная для служебного пользования в 1939 году. Памфлет назывался «Дегенераты у власти». На его страницах Кронфельд обвинил большую часть гитлеровской клики в гомосексуализме. Агрессивная, но богатая именами и подробностями, эта брошюра начинается с сенсационного свидетельства о гомосексуальности Гитлера. Возвращаясь к архаичному пониманию гомосексуальности как извращения и вырождения, Кронфельд утверждал, что у Гитлера были сексуальные отношения с несколькими его приспешниками, включая Гесса. Он диагностировал их всех как «сексуальных дегенератов».