Среди потенциальных возможностей создания дополнительной силы была экономика. Для Византии же было характерно неумение властей создавать передовую экономику. Национальное хозяйство было не хуже, но не лучше, чем у других, и когда появились другие экономические лидеры, то пришлось уступить дорогу сильным. Внешне могучая Византия отдала свои торговые позиции маленьким городам-государствам — Генуи и Венеции, а на Востоке — арабским купцам. А ведь торговля, в том числе транзитная торговля между Востоком и Западом, в те времена относились к числу наиболее выгодных сфер образования капиталов. Однако деньги уходили «налево», и византийские императоры постоянно мучились проблемой поиска средств для содержания армии. Приходилось обращаться к налоговому прессу. Рост налогов вызывал недовольство. Дело доходило до того, что население встречало захватчиков как своих освободителей. Поэтому арабам без особого труда удалось в считанные годы захватить Палестину, Сирию, Египет. А когда тюрки вторглись в Малую Азии, то ромейские города пошли на сотрудничество с пришельцами, ведь племена кочевников не знали, что такое налоги.
Государства византийцев и римлян — классические примеры самоликвидации государства и народа. Внешние силы лишь воспользовались благоприятными возможностями, чтобы добить одряхлевших львов.
Через тысячу лет после официального упразднения Западной Римской империи в 1453 г. пал и Константинополь, а с ним и Восточная Римская империя. Через два-три столетия ромеи исчезли как этнос. Зато их соседи армяне, албанцы, болгары, греки, сербы, хотя также попали под власть османов, не только сохранили себя, свой язык и культуру, но спустя полтысячи лет сумели добиться национального освобождения и возрождения своей государственности. Они сохранили свои источники жизнедеятельности.
Римская и Византийская модели не только разнятся между собой, но имеют общие черты. Прежде всего, это неспособность властей восстановить этноэнергетику государствообразующего народа, остановить депопуляцию коренного населения и заселение территории государства пришлыми народами. Это модели деградации, в которых общим было то, что внешний имперский блеск сочетался с внутренним разложением.
Итак, из анализа имеющегося исторического материала можно прийти к выводу, что разложение цивилизаций идет по «древнеримской» либо «византийской» моделям. Это условное название помогает сориентироваться в массе разнообразных фактов. В одной — «древнеримской» — определяющим фактором разложения является материальная и духовнокультурная «сытость» не только элиты, но и большей части общества. В другой — «византийской» модели — главным источником деструкции является дефицит эффективного управления при обилии ресурсов. Между этими моделями не может быть четкой границы. Социальные проблемы деградации носят сквозной характер, поэтому «перекличка» между этими моделями неизбежна, да и само моделирование служит, прежде всего, приемом наглядности. Наглядность тем более важна, что в условиях кризиса этноэнергетики многие, ранее очевидные вещи общество перестает воспринимать как угрозы, предпочитая выдавать желаемое за действительность, заниматься самогипнозом и самоусыплением. А критика растущего негатива воспринимается с подачи определенных идеологических сил как «фобии» и склонность к паникерству. Поэтому, даже наглядное моделирование и исторические примеры не обязательно будут способствовать тому, что правящие группы воспримут их как сигнал к жесткому противодействию тенденциям разложением. Но даже если правящая верхушка проснется и обеспокоится, это не значит, что ей удастся переломить негативную ситуацию. «Перестройка» в СССР — один из наглядных примеров неэффективной попытки решения проблем разложения системы (причем силами деградантов!). Кроме обеспокоенности необходимо знать, что делать, чтобы деструктивный реформизм в духе «хотели как лучше, получилось, как всегда» не ухудшил положение.